Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Слушай, Ахмед, кончай цепляться к каждому слову!

– Но ведь это кони! – показал руками Ахмед. – Вот, видите?

– Я все прекрасно вижу, и совершенно незачем тыкать мне это… этим в лицо.

– Как знаете, – пожал плечами Ахмед и приблизился к кувшинам. – Эй, как вы там? – постучал он костяшками пальцев по пузатому боку одного из сосудов.

– Бу-бу, – донеслось из кувшина.

– Чего? – переспросил Ахмед, прикладывая ухо к холодному глиняному боку кувшина.

– Бу-бу-бу! – разразился кувшин гневной тирадой, заходив ходуном.

– Ну и ладно, – пожал плечами Ахмед. – И незачем так нервничать. Ждите команды.

– Бу-бу!

– Да ну тебя!

Ахмед прошел к мешку с овсом, отвязал его от спины одного из коней и поискал глазами куда насыпать. Во дворе ничего подходящего не было. Тогда, не придумав ничего лучше, он высыпал зерно прямо перед мордами коней в пыль. Благовоспитанные кони с эмирских конюшен понюхали пыльное зерно и поворотили морды.

– Ну и… эмир с вами, – обиделся на коней Ахмед. – Значит, и воду сами себе принесете!

В доме между тем уже вовсю кипела работа. Мать Али-бабы, принеся из погреба кусок баранины, нарезала ее тонкими ломтиками. Марджина, расположившись рядом с ней, занималась овощами. Али-баба к тому времени на заднем дворе уже успел развести огонь в двух очагах, на которых стояли казаны – один большой, а другой поменьше. В обоих шкворчало, раскаляясь, масло. У очагов на корточках сидел Али-баба, ворочая кочергой разгорающиеся дрова.

Махсум встал рядом с Али-бабой и стал наблюдать за огнем. Огонь всегда казался Махсуму чем-то волшебным. Им можно обогреться, приготовить на нем еду, осветить дом, если надо, и еще им можно просто любоваться. В танце пляшущих на сухих полешках огоньков было нечто притягательно-таинственное и непередаваемо-прекрасное. Огнем можно любоваться бесконечно, но Махсуму сегодня было не до того. Оторвав взгляд от очага, он посмотрел на Али-бабу, и тот, словно почувствовав взгляд, обернулся.

«Интересно, знает ли он, кто такой Одноглазый Хасан? А вдруг Али-бабу кто-нибудь предупредил? – подумал Махсум, отводя глаза. – Вдруг этот трус Касым все-таки прибежал сюда и обо всем рассказал? С него станется… Да нет, непохоже. К тому же после такого предательства…»

– Вы бы, почтеннейший… простите, как вас зовут?

– Хасан. Меня зовут Хасан. И у меня один глаз, – зачем-то добавил Махсум, поправив повязку на глазу, и подумал: «И зачем я, дурак, это сказал?»

Али-баба кивнул и выпрямился.

– Вы бы, почтеннейший Хасан, пошли отдохнули. Устали, небось, с дальней дороги?

– Устал, – честно признался Махсум. – Давно устал. Может, лучше помочь чего?

– Да вы что? – изумился Али-баба. – Нет-нет! Гость должен ожидать, когда хозяева накормят его и усладят слух приятной беседой. Вот когда я буду у вас в гостях…

– Маловероятно, – проворчал Махсум и отошел в сторонку.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось куда-нибудь скрыться, чтобы никто не знал, где он и что он, но разве скроешься от судьбы?

– Шеф! – за спиной Махсума возник вездесущий Ахмед.

– Шеф? – вновь обернулся Али-баба. Он уже где-то однажды слышал это непонятное слово, но вот где и при каких обстоятельствах, никак не мог припомнить.

– То есть, я хотел сказать, мой господин! – поправился Ахмед.

– Мой слуга такой бестолковый, – пояснил Али-бабе Махсум, одарив Ахмеда взглядом, не обещающим тому ничего хорошего. – Учу, учу его, а он до сих пор разговаривает, как базарный нищий.

– Базарный? – переспросил Али-баба, вновь о чем-то задумавшись.

– Именно. Так что ты хотел сказать, мой бестолковый слуга? – поддел разбойника Махсум.

– Я хотел сказать, – Ахмед от обиды скрипнул зубами. – Я хотел сказать, что кони накормлены, а кувшины чувствуют себя хорошо!

– Какой заботливый у вас слуга, – невольно восхитился Али-баба. – Даже о кувшинах с маслом говорит, словно о живых людях!

– Он такой!

Махсум постучал костяшками пальцев по лбу, пока Али-баба не смотрел на него, и Ахмед еще больше надулся.

– А скажите, почтенный Хасан, можно ли взять у вас немного масла? У нас закончилось, а в одном казане его, по-моему, слишком мало.

Наступила гнетущая пауза.

Али-баба, ожидая ответа, смотрел на Махсума; Махсум растерянно косился на Ахмеда, а Ахмед затравленно и туповато поводил глазами то на Али-бабу, то на Махсума.

– Масло? – переспросил Ахмед.

– Да-да, совсем немного, а то, боюсь, мясо пригорит, а лук почернеет и станет невкусным.

– Я сейчас. – Ахмед сорвался с места, пролетел через дом и выскочил с другой его стороны. – Чего ему вдруг понадобилось наше масло? На что он, гад такой, намекает?

Ворча так, он подбежал к одному из кувшинов, сорвал с него крышку и вынул миску, прикрывавшую голову сидящего в кувшине разбойника.

– Уже пора? – прогудело из кувшина.

– Нет! Сиди тихо, пока я не скажу.

Ахмед вновь накрыл кувшин крышкой и понесся обратно на задний двор.

– Вот! – протянул он Али-бабе миску, полную масла.

– Огромное спасибо! – поблагодарил Али-баба, долил в казан совсем немного масла и вернул оставшееся Ахмеду. – Этого, я думаю, будет вполне достаточно.