Роман действительно оказался очень хорош и росту его создателю прибавил немало. В центре — история любви князя Алексея Петровича Краснопольского, прозванного «хромым барином», после того как на нелепой дуэли он получил ранение в ногу и навсегда охромел, и дочери овдовевшего помещика Александра Вадимовича Волкова Кати. В отличие от заволжских латифундистов из первой книги, изображенных полными моральными уродами, в образе отца Кати изъянов почти нет (он чем-то напоминает хозяйственного старика Берестова из пушкинской «Барышни-крестьянки»), а уродство Краснопольского намного тоньше, хотя в целом автор относится к нему столь же беспощадно, как и к героям «Заволжья»: чего стоят одни признания Краснопольского будущей жене в том, что муж прежней любовницы бил его хлыстом, а он не ответил. Краснопольский изображен негодяем, и если принять во внимание, что в некоторых его чертах и фактах биографии отразился облик и жизненный путь графа Николая Александровича Толстого, то и здесь можно увидеть определенную литературную месть, однако в «Хромом барине» Толстой заметно оттачивает свою манеру, более умело строит сюжет, композицию и завязывает интригу, избегает откровенно балаганных ходов и не теряет главного своего достоинства — раскованного, ловкого и легкого стиля повествования:
«Впереди на косматом сибиряке, храпевшем под тяжестью всадника, скакал, раскинув локти, Волков. За ним неслись братья Ртищевы, поднимали нагайки и вскрикивали:
— Вот жизнь! Вот люблю! Гони, шпарь!
Ртищевым было все равно — на князя ли идти, стоять ли за князя, — только бы ветер свистел в ушах. К тому же, после уговоров Цурюпы, они решили покарать безнравственность.
Позади всех, помятый, угасший, но в отличной визитке, рейтузах и гетрах, подпрыгивал на английской кобыле Цурюпа».
«Вот жизнь! Вот люблю!» — это и есть подлинно алексей-толстовское, его девиз, его кредо, которое сильнее любых схем, идей, сословных предрассудков и цеховых обязанностей. Оно пробивалось повсюду как трава, и талант Толстого были вынуждены признавать даже его неприятели. «Брюхом талантлив», — отзывался о нем Федор Сологуб, и этот же комплимент повторял сильно недолюбливавший графа литературный критик Р. В. Иванов-Разумник. А Федор Степун о том же самом писал: «Сила и особенность таланта гр. А. Н. Толстого заключается прежде всего в бессознательной верности земле и жизни; его острое художественное чувство, быть может, правильнее сказать — чутье зимы и осени, лета и весны, гари, прели, рек и болот, голых тальников и ветел, гусиного щавеля, ночной влаги, лунного света, дождя, пурги и солнцепека напоминает в гораздо большей степени острые и безошибочные инстинкты перелетных птиц и зимующего в берлогах пушного зверя, чем обыкновенные переживания поэтически настроенных человеческих душ. Эту связь гр. А. Н. Толстого с природой — основу и сущность его таланта — нужно мыслить не как его психологию, но как его физиологию. <…> Это мудро-звериное, инстинктивно-физиологическое отношение Толстого к природе кладет совершенно особый отпечаток на все…» (Северные записки. 1914. Май).
Схожее же ощущение всепобеждающей силы жизни присуще и повести «Большие неприятности», где описано столкновение петербургского барина, человека развратного и своим развратом пресытившегося («все — даже самые острые — удовольствия подобны пуговицам на жилете: каждый день их нужно застегивать и расстегивать, и от этого не прибавляется ничего»), с чистой, почти тургеневской девушкой из Заволжья. Толстой вообще часто повторялся и использовал одинаковые сюжетные ходы: связь героя с замужней женщиной, остающееся без ответа оскорбление, признание в этом оскорблении другой женщине и спасающая героя чистая любовь, близкие по духу персонажи, герои-двойники, герои с одинаковыми фамилиями (Краснопольские, Ходанские) — все они кочуют из повести в повесть и из рассказа в рассказ, а потом и в пьесу — художник спорил в душе Толстого с ремесленником, но побеждал всегда первый. И до революции, и особенно после нее привыкший вкусно жить и вынужденный содержать большую семью Толстой часто халтурил, писал ради денег, но — удивительная вещь — это не вредило его таланту, который пускал побеги во все стороны, и в дореволюционных вещах писателя можно заметить те мотивы, которым еще предстоит развиться.
Иногда любовные истории, рассказанные Толстым, оканчивались счастливо, а иногда драматически, как в рассказе «Маша» — истории взаимоотношений еще одной супружеской пары: сорокалетнего, потасканного мужчины и его молодой, чистой жены. Вообще удивительно, насколько ценил, понимал и умел выразить далеко не целомудренный писатель (которому приписывают откровенно порнографические рассказы) женское целомудрие и страдание женщины от утраты своего целомудрия и чистоты. Вот исповедь его Маши, образец совершенной женской прозы и женского романа: