4 апреля 1908 г. обер-гофмаршал П.К. Бенкендорф направляет министру Императорского двора В.Б. Фредериксу извещение, в котором сообщает, что императрица «желает, чтобы ко дню Св. Пасхи почетный лейб-медик Е.С. Боткин был бы назначен лейб-медиком, на место покойного Г.И. Гирша». 8 апреля 1908 г. Фредерикс наложил резолюцию «Высочайшее повеление исполнить». Назначение Е.С. Боткина состоялось 13 апреля 1908 г., содержание было определено в 10 000 руб. в год (5000 руб. жалованья и 5000 руб. столовых) при квартирном довольствии. До этого назначения жалованье Е.С. Боткина составляло 2280 руб. в год. Обязанности Боткина сводились к ежедневному контролю за состоянием здоровья членов императорской семьи, и прежде всего за здоровьем императрицы. «Ее Величество принимала моего отца в начале 10 часа в спальне», – писала его дочь.
Несколько слов о предшествующей карьере Е.С. Боткина (1865–1918), который был четвертым ребенком в семье основоположника петербургской терапевтической школы С.П. Боткина. После окончания II Петербургской гимназии он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, но, проучившись там некоторое время, перешел в Военно-медицинскую академию, которую окончил в ноябре 1889 г. «лекарем с отличием», третьим в выпуске. В январе 1890 г. Е.С. Боткин стал ассистентом-интерном Мариинской больницы, в конце этого же года перевелся в Придворную медицинскую часть и был отправлен за границу. В 1897 г. он получил звание приват-доцента ВМА и стал сверхштатным врачом амбулаторной лечебницы Свято-Троицкой общины сестер милосердия, сохраняя за собой и должность сверхштатного врача Мариинской больницы. 1 января 1899 г. Е.С. Боткин был назначен Главным врачом Свято-Троицкой общины сестер милосердия. Императорской семье он стал известен в ходе Русско-японской войны 1904–1905 гг. В ходе боевых действий он проявил себя с самой лучшей стороны.[581]
Сохранилась записная книжка доктора Е.С. Боткина за 1913 г., в которой он ежедневно фиксировал результаты этих утренних осмотров, проводившиеся им в Александровском дворце.
Как правило, записи фиксировали неважное состояние императрицы: «Спала всего 1,5 часа, хотя ничего не болело» (19 января); «Государь вернулся из Берлина. С утра болела голова, к 4 часам стало так худо, что рвало. Затрудненное дыхание» (13 мая); «Боли в спине и ногах. Спала плохо, все больше на правом боку, очень болел крестец» (28 сентября).
Наряду с этим Е.С. Боткин записывал показания пульса, отмечал тоны сердца и результаты анализов. Лечил, как правило, каплями, в сентябре 1913 г. Александра Федоровна прошла курс из пяти ванн. Присматривал он и за больным цесаревичем. В записях за 1913 г. отмечаются успешные результаты грязевых ванн «на левое бедро и колено», проведенных в августе 1913 г.
Е.С. Боткин быстро стал своим в семье, его имя постоянно упоминается в переписке царя и царицы в 1914–1917 гг. И если до его назначения к императрице приглашалось довольно много самых разных медиков, то начиная с 1907–1908 гг. их визиты уже носят единичный характер. Приближение Е.С. Боткина к императорской семье повлияло и на его политические взгляды. Лили Ден свидетельствует, что «это был умный, либерально настроенный господин, и, хотя его политические воззрения расходились с идеологией монархистов, он настолько привязался к его Величеству, что позабыл свои прежние взгляды». Протопресвитер русской армии и флота о. Шавельский замечает, что при Е.С. Боткине в Ставке не вели разговоров, могущих каким-либо образом задеть царскую семью. Надо отметить, что и он избегал разговоров о состоянии здоровья своих пациентов. Начальник канцелярии Министерства Императорского двора генерал А. Мосолов упоминает в мемуарах, что «Боткин был известен своей сдержанностью. Никому из свиты никогда не удалось узнать от него, чем была больна государыня и какому лечению следует царица и наследник. Он был, безусловно, преданный их величествам слуга». Императрица, в силу особенности своего характера, была «закрытым» человеком и свои личные проблемы не стремилась выносить на всеобщее обсуждение. Она следила за собой, хорошо выглядела, и поэтому ее внешний вид вводил в заблуждение тех, кто не сталкивался с ней ежедневно. Дворцовый комендант В.Н. Воейков, описывая события марта 1914 г., писал, что, «благодаря цветущему виду императрицы, никто не хотел верить в ее болезнь сердца, и острили по поводу этого диагноза над лейб-медиком Е.С. Боткиным».