Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В переписке царя и царицы тема работы в лазарете являлась одной из главных, особенно за 1914–1915 гг. Начиная с сентября Александра Федоровна постоянно упоминает в письмах о своей работе в качестве операционной медсестры. В конце сентября 1914 г. она впервые упомянула: «Раненые прибыли. Мы работали с четырех до обеда».[570] Затем эти упоминания стали носить постоянный характер. Поскольку императрица чувствовала себя неважно, то во время операций хирург В.И. Гедройц «оперировала сидя, для того, чтобы я могла подавать, тоже сидя, инструменты. Она не позволила мне делать перевязок, чтобы я не делала никаких лишних движений, так как голова и сердце давали себя чувствовать».[571]

Татьяна, Александра Федоровна, Ольга

Императрица с гордостью писала Николаю, что «в первый раз побрила солдату ногу возле и кругом раны – я сегодня все время работала одна, без сестры или врача, – одна только княжна подходила к каждому солдату, смотрела, что с ним».[572] Начиная с октября 1914 г. императрица постоянно упоминала, что принимала участие в двух-трех операциях ежедневно, причем рядом с матерью, как правило, находились и старшие дочери, которые также работали в качестве операционных медсестер. Она с гордостью упомянула о том, что княжна-хирург В.И. Гедройц похвалила ее работу, сказав, что «она очень благодарна нам за то, что… мы все делаем добросовестно. Это ведь не забава».[573] Свое место в операционной императрица рассматривала как место простой сестры милосердия. И даже подчеркивала это. Среди медиков были недовольные таким положением императрицы. Например, княжну Гедройц упрекали за то, что она держала себя с Александрой Федоровной «вызывающе начальническим образом». Между операциями или сложными перевязками она могла попросить императрицу «передать папиросы или спички».[574] Безусловно, такие взаимоотношения также выходили за принятые рамки отношений императрицы и ее подданных.

Александра Федоровна очень ценила время, которое отдавала своему лазарету. Несмотря на усталость, она считала: «Лазарет мое истинное спасение и утешение. У нас много тяжело раненых, ежедневно операции и много работы».[575] Эта работа достаточно высоко оценивалась медиками.

Александра Федоровна и Гедройц на перевязке

По свидетельству дочери лейб-медика Е.С. Боткина, Т. Мельник, «впоследствии они работали так, что доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил . мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна. Великая княжна Ольга Николаевна, более слабая и здоровьем, и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах, наравне с другими сестрами, убирая за больными».[576]

Из царских дочерей[577] наиболее значимо проявила себя на медицинском поприще великая княжна Татьяна Николаевна. Она, без всяких скидок, стала квалифицированной операционной сестрой. Кроме этого, великая княжна Татьяна Николаевна возглавила Комитет для оказания помощи раненым, одной из главных задач которого была организация сбора средств на нужды раненых. На одном из его заседаний в 1915 г. была разработана и принята «Инструкция для производства сбора в пользу комитета Великой княжны Татьяны Николаевны».[578] Для сбора средств должны были устраиваться лотереи, предполагалось обращение к собственникам кинематографов с просьбою поступиться в дни проведения лотерей частью своих доходов, продажа на улицах открытых писем с портретом Ее Высочества и т. д. Уже после Февральской революции, оторванная от ставшего родным лазарета, она в письмах постоянно интересовалась его делами. В письме к В.И. Чеботаревой, написанном в Царском Селе в апреле 1917 г., она спрашивала: «Много ли Вы бываете в лазарете. Что будет в нашем старом лазарете теперь, тоже госпиталь – хирургическое отделение или заразное? Вспоминаем постоянно, как хорошо было работать в лазарете, и как мы с Вами всеми сжились. Правда?».[579]

Лейб-медик императрицы Е.С. Боткин.

Семейным врачом Николая II был лейб-хирург Г.И. Гирш,[580] унаследованный им еще от отца. Это был, мягко говоря, очень средний врач, но при этом охотник и вообще «приятный человек». После его смерти в 1907 г. встал вопрос о новом домашнем враче.

Вопрос этот был весьма не прост. С одной стороны, в медицинской среде продолжалась подспудная борьба между представителями «русской» и «немецкой» партий, а с другой стороны, в самой императорской семье существовали медицинские тайны, носившие политический характер. Поэтому человек, назначаемый на эту должность, должен был быть безусловно лоялен по отношению к царской семье.