Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

Не все так по-доброму воспринимали Алексея. На него смотрели прежде всего не как на больного ребенка, а как на наследника огромной державы и будущего властителя. Многие задавались вопросом: а какое будущее ожидает Россию, когда во главе ее окажется этот калека? Эти настроения отражены в воспоминаниях графини М. Клейнмихель: «Стали говорить, что ребенок слаб и недолговечен. Говорили, что у ребенка отсутствует покров кожи, отсутствие которого должно вызвать постоянные кровоизлияния, так что жизнь его могла угаснуть от самого незначительного недомогания… Благодаря тщательному уходу за ним, ребенок выжил, стал поправляться, хорошеть, был умен, но долго не мог ходить, и вид этого маленького существа, постоянно на руках у здоровенного казака, производил на народ удручающее впечатление… Этот маленький калека – в нем грядущее великой России?».[587]

Первый серьезный кризис в развитии болезни произошел летом 1907 г. в Александровском дворце, когда цесаревичу было три с половиной года.[588] Тогда он серьезно травмировал ногу. Как писал великий князь Александр Михайлович: «Трех лет от роду, играя в парке, цесаревич Алексей упал, и получил ранение».[589] Отметим, что в конце 1907 г. впервые проявились проблемы с сердцем у Александры Федоровны. Видимо, этот кризис отразился на сердце матери.

Альберт Гоффа

По свидетельству великой княгини Ольги Александровны, именно во время этого кризиса Г. Распутин впервые стабилизировал состояние больного ребенка. По ее словам, «от докторов не было совершенно никакого проку. Перепуганные больше нас, они все время перешептывались. По-видимому, они просто не могли ничего сделать». Она пишет, что только после появления Распутина ситуация изменилась и «малыш был не только жив, но и здоров».[590]А. Вырубова, коротко упомянув о кризисе 1907 г., ни словом не обмолвилась о вмешательстве Распутина, наоборот, она подчеркивала, что, «когда осенью заболел наследник… Ничто не помогало ему, кроме ухода и забот его матери».[591]

Во время первого серьезного кризиса в состоянии здоровья цесаревича в Александровский дворец в первый и последний раз пригласили иностранного узкого специалиста.[592] Это был профессор ортопедии Берлинского университета доктор Альберт Гоффа.[593] Берлинский профессор подтвердил как факт заболевания гемофилией, так и ее принципиальную неизлечимость. Его консультации потребовались также для квалифицированного заказа в Берлинском ортопедическом институте специальной кровати для больного цесаревича. Можно утверждать с уверенностью, что с 1907 г. для европейских медиков и политиков тайны заболевания русского цесаревича уже не существовало.[594]

Профессор С.П. Федоров в своем кабинете ВМА

В марте 1908 г. очередная травма цесаревича стала поводом для переписки Николая II и императрицы Марии Федоровны. Алексей упал, ударился лбом, в результате чего на его лице появились страшные отеки. Императрица Мария Федоровна с беспокойством писала сыну из Лондона: «Я слышала, бедный маленький Алексей ударился лбом, и на лице появились такие отеки, что смотреть страшно, а глаза совсем закрылись».[595] Для того чтобы последствия травмы прошли, потребовалось три недели. В ответ Николай писал матери в Лондон: «Ты спрашиваешь про маленького Алексея – слава Богу, шишка и синяки у него прошли без следа. Он весел и здоров, как и его сестры».[596]

Это были первые серьезные звонки, но далеко не последние. Позже все они слились в некий тревожный фон, к которому царская семья привыкла и приспособилась, но не забывала о нем ни на минуту. Из документов мы узнаем об этих «незаметных» кризисах. О серьезности их говорит то, что хирург С.П. Федоров «в декабре (на Рождество) 1908 г. был экстренно вызван из Москвы»[597] к цесаревичу в Александровский дворец.

Цесаревич Алексей в кресле императрицы

Осенью 1912 г. цесаревич едва не погиб от внутреннего кровотечения, которое он получил в сентябре, в охотничьей резиденции царя в Беловеже. Тогда цесаревич, прыгая в лодку, ударился внутренней стороной левого бедра об уключину. Его успели перевезти в другую охотничью резиденцию – Спала, где у мальчика на месте ушиба сформировалась гигантская гематома, которую в документах называют «забрюшинным кровоизлиянием».[598] Там в октябре 1912 г. цесаревич умирал. Вырубова, которую императрица срочно вызвала из Царского Села, вспоминала, что «три недели он находился между жизнью и смертью, день и ночь кричал от боли».[599]

Страну начали готовить к смерти наследника. Бюллетени печатались в «Правительственном вестнике», их подписывали лейб-хирург С.П. Федоров, лейб-медик Е.С. Боткин, почетный лейб-медик С. Острогорский и лейб-педиатр К. Раухфус. 9 октября Е.С. Боткин писал в письме к родным: «Я ничего не в состоянии делать, кроме как ходить около него».[600] Но мальчик выжил, и императрица была твердо уверена, что ребенка спас Распутин, приславший ей успокоительную телеграмму из Сибири.