Александрийская библиотека (ЛП)

Вероятно, трудно было быть зрелым в отношении каких-то вопросов, когда ты не в состоянии преодолеть их или как-то дистанцироваться. В таком случае, быть злым и колючим — единственный способ отдалиться от тех вещей, о которых ты бы не хотел беспокоиться.

— Малфой, — наконец, обратилась она к нему. — Я думаю… я была не права насчет тебя…

— Не надо, — он оборвал ее на полуслове. — Ты не должна хорошо относиться ко мне только потому, что я влюбился.

— Не из-за этого, — ответила она, поворачивая к нему голову. — Ты намного сложнее, чем я себе представляла. Я не видела этого раньше.

На какое-то мгновение он задержал на ней взгляд, затем снова посмотрел в потолок.

— И… — она добавила, — не то чтобы это очень важно, но я врала, когда говорила, что ты непривлекательный. Ты и вправду неплохо выглядишь.

— Ну, хотя бы так, — фыркнул он.

— Твое лицо… — Гермиона задумалась в поиске подходящего слова, — идет тебе.

— Должен признаться, когда я был маленьким, я все-таки стремился к более живописному впечатлению, которое произвожу на других, — произнес он ехидным тоном.

Она покраснела.

— Я просто имею в виду, что совсем не возражаю против того, как ты выглядишь.

— Я буду беречь это воспоминание, — воскликнул он с фальшивой торжественностью. — Серьезно, Грейнджер, ты знаешь, как заставить волшебника залиться румянцем.

Спустя мгновение он добавил:

— Не то чтобы находиться здесь с тобой вечность не чистое наслаждение, но сколько времени, по-твоему, прошло?

— Трудно сказать, когда мы физически не ощущаем его в этом измерении. По меньшей мере, две недели. Может быть, даже месяц.

— Примерно так я и думал.

— Не думаю, чтобы хоть кто-то из наших друзей мог допустить мысль, что мы можем быть заперты в одной комнате так долго и до сих пор не убить друг друга.

— Ну, мы все еще здесь. В нашем распоряжении целых двадцать девять лет и одиннадцать месяцев. Дай нам время, — сухо ответил Малфой.

— Ты… — вдруг заговорила Гермиона и, отчаянно покраснев, замолкла. — Может… мы хотя бы поговорим о… способе выбраться отсюда.

По его лицу, когда он повернулся к ней, ничего нельзя было сказать.

— Уже настолько скучно?

— Да, — ответила Гермиона со все еще горящими щеками. — Помимо прочих причин.

Он вздернул бровью.

— Ну знаешь… — неловко произнесла она, — заклинание похоти.

Малфой вдруг выпрямился и обратил на нее недоумевающий взгляд.

— Заклинание похоти?

Гермиона уставилась на него.

— Да. Тот, что шел с брачной связью. Цирцея упомянула о нем. Ты не слышал, как она говорила об этом?

— Нет, — выдавил Малфой. — Она не говорила.

— Она сказала, что добавила еще и заклинание похоти, назвала его «не принуждающим, а лишь окрыляющим». Так… ты не под ним? Только я? — заволновалась Гермиона.

Он тут же вскочил на ноги.

— Цирцея! — зарычал он. — Ты гребаная бабка размером с министерский фонтан! Выходи сюда сейчас же и сними чертово заклинание похоти с Грейнджер! И избавь меня от чар веритасерума. Или клянусь, я разорву твою биографию в клочья одними своими зубами. И не уповай на то, что я твой последний потомок, тебе меня не остановить!

Вновь то самое переливчатое женское хихиканье заполнило всю комнату отдела истории, как только Цирцея выплыла из книги и повисла на книжной полке.

— Ну наконец-то ты догадался! Ты же догадался? — усмехнулась она.

— Ты уже прекрасно знала, что это была Грейнджер — девушка, которая мне нравится. Ты же не думаешь, что я не почувствовал то, как ты копалась в моей голове, а потом наложила чары веритасерума? Подвергать ее заклинанию похоти совершенно неприлично, — Малфой побелел от ярости.

— Конечно же я знала! Но какой с этого толк? Самым важным человеком, которому бы следовало знать, это она. Тебе нужен был шанс быть честным хоть какое-то время. А ей требовалась возможность взглянуть на тебя другими глазами. Итак, что же мы имеем? — Цирцея беззаботно пожала плечами, разглядывая свои ногти. — Чары веритасерума и так называемое заклинание похоти.

— Так называемое? — ужаснулась Гермиона.

Улыбка Цирцеи была поистине зловещей.

— Я наложила на тебя чары легкого опьянения, а не заклинание похоти. В этом измерении нет концепции времени, так что сонливости не возникает. Малыш Малфой теперь не такой уж отталкивающий, не так ли?

Гермиона была готова умереть от смущения. Неужели одного намека на вожделение к Малфою было достаточно, чтобы начать мысленно его раздевать?

— О, да ради Мерлина! Просто выпусти нас, назойливая ты тетка, и сними с нас свои чары.

Малфой до сих пор негодовал, но, на удивление, выглядел уже не таким разъяренным.

— Ладно, — вздохнула Цирцея и, повернувшись к Гермионе, щелкнула пальцами. Чувство одурманенности тут же исчезло.

— Кхм, — привлек к себе внимание Малфой, вытягивая руку вперед, чтобы показать, что обручальное кольцо все еще на месте.

— Оу, но я не могу это отменить. Узы будут вас связывать два года, и я ничего не могу с этим поделать, — Цирцея пожала плечами и затем перекатилась на бок так, чтобы им было лучше видно ее насмешливое лицо. — Видите ли, я должна вам кое-что сказать. Я не могу вас вытащить отсюда.

— Что? — Гермиона и Драко воскликнули в ужасе.