Александрийская библиотека (ЛП)

Казалось, что у Драко Малфоя вообще не было никаких вопросов или сомнений относительно их взаимной химии, и он имел научные интересы совершенно в другой области, когда целовал Гермиону. Похоже, он задался целью составить геологическую карту ее рта и выяснить точную топографию каждой части ее тела, находящейся в данный момент в пределах его досягаемости.

Его руки блуждали по ней, скользя от бедер к шее, зарываясь в волосы. Он прикасался к ней поверх одежды, но от этого не менее чувственно. Сжимая, хватая, обнимая. Он задрал одно ее бедро и крепко прижал к себе, затем двинулся рукой вверх и смял ее ягодицу. Очерчивая пальцами ее талию, отчаянно толкая на себя ее изнывающее по нему тело. Тем временем другая его рука запуталась в ее волосах, наклоняя ее голову идеально, так, чтобы он мог медленно истязать ее губы. Он скользнул по ее горлу, ключице, слегка задел ее грудь, скрытую под слоем ткани, отчего Гермиона захныкала и выгнулась к нему навстречу.

Что ж… Возможно, у нее изначально были куда меньшие научные амбиции, но теперь она была полна решимости не упускать удачу за ее прекрасный хвост. Гермиона пошла ва-банк.

Она запустила пальцы в его волосы и взъерошила их так, как ей до смерти хотелось. Затем она скользнула руками вниз по его подбородку и сухожилиям шеи, хватая его за плечи. О да, ее гипотеза была верна: он, несомненно, обладал гибким, мускулистым телосложением ловца. Она могла чувствовать рельеф его мышц под рубашкой и твердый пресс, когда он прижимался к ней торсом.

То, как ее тело реагировало на его ласки, казалось ненормальным. Может, Драко Малфой был чем-то вроде Бога секса, или, может, это она была чрезвычайно не удовлетворена и вообще обделена любовными утехами — она жила в библиотеке два года, а на министерской должности у нее и вовсе не было времени на свидания. Не говоря о том, что она варилась в похотливых мыслях и фантазировала о сексе с Малфоем, как ей сейчас казалось, неделями.

Но эти причины были такими нелепыми.

Драко Малфой заставлял играть ее тело по его правилам, его умелые руки разжигали пламя там, где касались ее кожи. И если хоть кто-то попытается помешать ему, она лично зарядит по этому человеку чередой мерзких заклинаний. Ей не хватало воздуха, она не находила себе места, пока его губы и язык изводили ласками каждую клеточку ее кожи, а его руки медленно скользили по телу, оставляя за собой ожоги.

И вдруг он дернулся от нее, отступил на шаг, оставляя ее, задыхающуюся, впечатанную в книжную полку. Хватая ртом как можно больше воздуха, Гермиона старалась подавить отчаянный вопль протеста в знак того, что он посмел остановиться.

— Итак… поцелуй, — произнес он охрипшим голосом.

— Ага, — согласилась она.

— Отлично.

— Ага… — она едва ли не запищала, как только заметила, что в какой-то момент начала расстегивать его рубашку и, действительно, Драко Малфой выглядел невероятно сексуальным, когда его мантия была слегка сбита набок, рубашка полурасстегнута, а волосы взъерошены и несколько прядей падают на глаза. Ей хотелось просто лежать возбужденной лужицей у его ног от одного лишь взгляда на него.

Тот факт, что он все еще был в состоянии формулировать реально существующие слова, сильно раздражал. Ей вдруг стало интересно, утратит ли он эту способность, если она начнет сейчас раздеваться на его глазах и мурлыкать «Трахни меня, Драко».

Вряд ли.

Мерлин, он такое трепло.

Разве не мужчины отличаются агрессивностью, напористостью? Мужчины, которые ведут себя так, словно это вопрос жизни и смерти — даст ему ведьма или не даст.

Гермиона в настоящий момент чувствовала, что вполне себе может отправиться на тот свет, если Малфой откажется заниматься с ней сексом. Она не совсем понимала, чем обосновано столь отчаянное желание: сексуальной фрустрацией или альтернативой помереть со скуки по истечении тридцати лет их изоляции в другом измерении?

Как из всех волшебников в мире, она оказалась один на один с тем, кто целовался буквально сногсшибательно, был несправедливо красив, а также, очевидно, обладал сексуальным воздержанием монаха-отшельника.

Она никак не могла бы подумать, что внутри него есть такой жесткий самоограничитель. Кто бы вообще так подумал, учитывая то, как бесконечно он болтает? И все же, в настоящий момент именно Гермиона была прижата к книжной полке, а Малфой стоял, вытянувшись во весь рост, на расстоянии пяти сотен слов от нее. Он пустился в какое-то бессвязное объяснение запутанной математической головоломки, которую изобрел сам и которая отражала количественную систему организации библиотеки.

Сейчас она была совершенно не в состоянии сфокусироваться на его открытии.

Ее фокус был смещен на очень конкретную часть его лица — его губы. На его ключицы, выглядывающие из-под расстегнутой рубашки. На едва уловимое ее вожделенным взглядом очертание грудных мышц. На его длинные пальцы. Она могла совершенно точно сказать, что он был точно так же возбужден, несмотря на его притворную беззаботность рассказа о математических проблемах.