Александр II

самый верный подданный

граф А. Толстой».

Александр не ожидал такого. Письмо он прочитал ночью, поздно вернувшись от маленькой французской актриски, с которой не впервые недурно провел вечерок, но тут все выскочило из головы. Вспомнилось детство, зеленый луг в Царском возле пруда, румяный увалень Алеша, готовый в одиночку побороться со всеми… Император заплакал, прочитав слова о любви и уважении, и помрачнел – это была измена. Измена ему, измена их дружбе.

Отставка была дана холодно. Правда, доброе сердце Александра сказалось и тут: не желая полного удаления Алешки, он назначил его егермейстером (и это звание тот носил до конца жизни).

Кроме названных Толстым, существовало еще одно обстоятельство, известное обоим, но не называемое вслух, по которому Толстой неизбежно должен был уйти в отставку.

Давно, в зиму 1850 года, на одном из маскарадов, которыми в прошедшее царствование богата была столица, он встретил жену конногвардейского полковника Софью Андреевну Миллер, урожденную Бахметьеву, и с первого взгляда влюбился. Ей посвящено дивное стихотворение, одно из лучших в русской лирике:

Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты…

Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой, и грустный и звонкий,
С тех пор в моем сердце звучит…

И грустно я так засыпаю,
И в грезах неведомых сплю…
Люблю ли тебя – я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!

Софье Андреевне муж не хотел давать развода, против связи сына резко восстала мать, желавшая сыну лучшей доли. Ранее она была против его женитьбы на княжне Мещерской, девица не понравилась, – Толстой обожал мать и подчинился. Но тут была настоящая любовь. Махнув рукою на мнение света, влюбленные стали жить вместе, хотя и испытывали немалую горечь от своего двусмысленного положения. Полно и ярко эта ситуация описана Львом Толстым в «Анне Карениной».

Александр Николаевич был к поэзии равнодушен, а вот императрица хранила переписанные рукой графа Толстого стихотворения и явно сочувствовала влюбленным. Она в подробностях знала романтическую историю поездки Софьи Андреевны в Одессу, где Толстой умирал в госпитале от тифа и был спасен усилиями своей милой. В гостиной императрицы Толстой читал свои стихи, которые всегда оказывались по сердцу Марии Александровне или ясностью мысли, или тонким остроумием, или силой религиозной веры.

Высокий, чуть ниже императора, статный, светловолосый богатырь с румянцем во всю щеку и пышными усами, он был почтителен не по-придворному, а искренне, постоянно любезен и деликатен. И при этом обладал огромной физической силой: пальцем вгонял в стену гвозди к восторгу маленьких великих князей, разгибал подковы. Удивительно ли, что такого страстно полюбили. Правда, на одном из вечеров Мария Александровна сказала, и фраза эта дошла до Толстого: «Толстой покидает государя в то время, когда честные люди ему нужны».

Придворный мир воспринял бегство Толстого со злорадством, лишь Паткуль простодушно пожалел о его уходе. Никто, кроме самого Александра, не знал, что фактический разрыв Толстого со двором усиливал одиночество императора, в котором он и себе стыдился признаться. Хорошо хоть верный Сашка Адлерберг был рядом.

И все же, уйдя со службы, граф Алексей остался в сердцах венценосной четы, а это значило немало.

У бедной императрицы возникла тайная мысль, что уход друга Алеши может обратить внимание Саши на ее верность, постоянство, неизменность ее любви. Сердце грело воспоминание об их втором медовом месяце во время коронации. Там, в Москве, они почти постоянно находились вместе, там она впервые в полной мере почувствовала себя российской императрицей и – любимой женой, ибо так пылко и нежно Саша давно ее не ласкал, как теми августовскими ночами. Казалось, что отныне их сердца всегда будут биться вместе, рядом…

Для лечения и свидания с родными в 1856 году она ненадолго оставила Петербург, захватив с собой маленьких Алешу и Мари, но душа была неспокойна. Утешением были письма детей.