Александр II

Он принимал активное участие в работе Русского географического общества, в 1848 году был принят в действительные члены и взял на себя должность производителя дел в отделении статистики. В университете дела также шли вполне успешно, и уже была начата работа над докторской диссертацией «О дьяках». Лекции молодого ученого привлекали слушателей со всех факультетов. Он читал наизусть, без тетради, что было редкостью. В изложении Милютин держался сравнительно-исторического метода, много внимания уделял вопросам экономики. Казалось, вслед за старшими братьями восходит новое светило на небосклон российской жизни, третий Милютин. Белинский высоко ценил Владимира, называл его и Валериана Майкова «гениальными юношами».

Однако усиленные занятия рано подточили слабое здоровье Владимира. С этим еще можно было бы справиться, но что было непоправимо – тоска от оказавшегося недостижимым личного счастья. Владимир был почти благодарен болезни, навалившейся на него, что давало возможность скрывать истинную причину безысходного горя. Подчинившись давлению братьев, он поехал за границу на воды, но – от себя не уедешь… Он застрелился в 1855 году, будучи двадцати девяти лет от роду.

Трагическая судьба Владимира Милютина примечательна не только сама по себе и своим влиянием на мировоззрение Дмитрия и Николая. В этой короткой жизни пересеклись те общественные веяния, которые позже распространились по всей России. Так, в первый год студенчества Владимир объявил, к ужасу матери, что он атеист.

То был капитальный сдвиг общественного сознания, как обыкновенно случается в эпоху коренных перемен. С очевидностью видя отсталость своей страны и техническое превосходство стран западных, стыдясь диких пережитков старины в нашей жизни и чаруясь бурной революционной действительностью на том же Западе, целое поколение молодых и образованных россиян на какое-то время потерялось и впало в то дворянское русло западничества, которое было проложено Петром I. Поколебались устои родной жизни, и молодежь, отринув от себя все отечественное, обратилась к западному.

Ох, как не ново все это было. Так случалось в царствование Екатерины II, и страдальческий вопль Радищева тому вечный памятник. Так было в царствование Александра Благословенного, непосредственно причастного к возрастанию декабристского течения… И ныне все шло точно так же: от едко-насмешливых антирелигиозных поэм Вольтера к сочинению маркиза де Кюстина, от вольнолюбивой русской поэзии в списках к откровенным разговорам в дружеской компании. Добавилось пищи для ума: пламенное повествование Карлейля о Французской революции, в котором английский историк и порицал революцию и признавал ее неизбежность и закономерность. Не знающие английского языка со вниманием слушали переводы мыслей Карлейля в изложении знающих. Аналогии с современной Россией были очевидны, а мысли об особенностях российской государственности и самого общества отбрасывались за ненадобностью, ведь все так просто!.. И пускало корни и на удивление быстро распространялось социалистическое учение, предлагавшее ясный и простой выход из тупикового состояния любого общества в любой стране…

Что мальчишка Владимир – и серьезный Дмитрий, признанный уже военный историк и штабной офицер, был некоторое время увлечен социализмом. По воспоминаниям его товарища по Военной академии А.Э. Циммермана, целыми вечерами они говорили о политике. «Казалось, наступает эпоха обновления человечества, и что в этот раз революция уже не будет побеждена. Милютин сочувствовал в особенности экономической стороне движения, верил в возможность организации труда и устройство правильных отношений между собственниками и работниками так, чтобы обе стороны были совершенно довольны; он полагал, что со временем и самый принцип собственности, как уже отживший свой век, будет уничтожен, и осуществятся теории коммунизма и что всего удобнее наградить человечество этими благодеяниями посредством настойчивых бюрократических мер, действуя комитетами и пр.».

Еще в начале 1850-х годов Дмитрий был нередким гостем у Николая Гавриловича Чернышевского, разрабатывавшего свою «экономическую теорию трудящихся», доказывавшую неизбежность уничтожения эксплуататорских порядков – и уж никак не посредством «комитетов».

Правда, здравый смысл взял свое. Ближе старшему Милютину все же оказался кружок, группировавшийся вокруг Константина Кавелина, участники которого сходились на идее плавных, не катастрофических, но эволюционных перемен.

Владимир следовал за братом, и в статье о теории Мальтуса, опубликованной в «Современнике», писал: