Александр II

Виктор Гюго, в 1863 году призывавший русских солдат «вновь стать людьми», бросать военную службу, которая в России «более тягостна, чем каторга в иных странах», и выступить против «своего тирана и палача-царя», в 1880 году призвал не выдавать Гартмана:

«Вы – правительство честное. Вы не можете выдать этого человека.

Между ним и вами стоит закон.

А над законом есть право.

Деспотизм и нигилизм представляют собой две чудовищные стороны одного и того же явления, относящегося к области политики. Законы о выдаче преступников не затрагивают политическую сферу…

Вы не выдадите этого человека.

Виктор Гюго».

Замечательна логика этого послания, где как будто равно осуждаются партии и самодержавие и терроризм, но почему-то милосердие проявлено лишь ко второму. С такими же требованиями выступили вождь республиканцев Леон Гамбетта, лидер республиканской левой Жюль Ферри, а уж когда к ним присоединил свой голос Джузеппе Гарибальди, французское правительство сдалось. Гартмана выпустили из тюрьмы, он уехал в Америку, где вскоре занялся бизнесом.

В те месяцы во французских и английских газетах появились статьи, объявляющие падение династии Романовых вопросом времени. Нетерпеливое ожидание переворота в России усиливало внимание к революционерам. Помимо сочувствия к героям, жертвовавшим своими жизнями, за границей и в России крепло убеждение в их могуществе. Генеральша Богданович, да и многие верили, что террористов – десятки тысяч, что они могут взорвать весь Петербург, что их организация покрыла собой всю империю, что в ней состоят многие близкие к царю люди, иные прямо называли великого князя Константина – иначе отчего же он избегал всех покушений последнего времени, не было его ни в царском поезде, ни на злополучном обеде с Гессенским… Так страхи незнания питали невольное уважение к революционерам, укрепляя легенду о «чистых сердцем героях».

А что бы графу Лорис-Меликову опубликовать бумагу, полученную им вскоре после суда над очередной группой террористов: