Александр II

– Молодец. Ты не огорчайся, наберись терпения.

– Не могу я ждать!

– Ждать следует еще и потому, чтобы избежать лишних жертв.

– Это кого же лишних? – возмутился Халтурин. – Количество жертв должно быть огромным. Человек пятьсот будет убито наверное, что тут жалеть динамиту, лишь бы не ускользнул тот, кому он предназначается!

Так прошел январь 1880 года. От приятелей жандармов Халтурин услышал, что столяров намечают перевести в другое помещение, где условия получше. Вроде бы решение такое есть, но министр двора граф Адлерберг по обыкновению тянет и его не утверждает. Это означало бы провал всего дела. А у Степана все уже было готово: сундучок поставлен между несущими стенами, трубки расставлены между банками с динамитом, спички лежали под подушкой…

5 февраля была очередная встреча с Желябовым. Андрей поеживался в бараньем тулупе возле Адмиралтейства, выходя изредка, чтобы увидеть Халтурина, и возвращаясь под прикрытие стены, надежно укрывавшей от ветра с Невы. Вдруг он увидел Степана, спокойно шедшего с обычным угрюмым видом.

– Готово, – будничным голосом сказал тот и пошел, не останавливаясь. Желябов за ним. Отойдя в сторону Невского, они остановились и уставились на дворец.

В эти минуты в малой столовой Зимнего дворца был накрыт стол для обеда. Император находился в Фельдмаршальском зале в ожидании приезда принца Александра Гессенского и его сына князя Болгарского. Он предвидел достаточно скучный и натянутый разговор, но родственники запаздывали.

Пунктуальный Александр Николаевич хмурился. Наконец доложили, что принц и князь Болгарский подъехали ко дворцу. Император помедлил, чтобы не оказаться первым на лестнице. Было шесть часов вечера. Обед был назначен на пять тридцать.

Затаив дыхание, смотрели Желябов и Халтурин на дворец… и грянул взрыв. Свет мгновенно погас во всем дворце. До них донеслись крики, вокруг зашумел народ, все бросились туда. Из подъезда стали выносить убитых и раненых, женские голоса запричитали… повелительные крики жандармов, команды, топот солдатских сапог, дым, кисловатый запах взрыва…

Террористы поспешили подальше, хотя тянуло узнать ответ на главный вопрос. Им надо было спасать свои жизни, нужные для революции.

Глава 5. Запоздалая решимость

1

Взрывом 5 февраля 1880 года было убито 11 и ранено 56 человек нижних чинов лейб-гвардии Финляндского полка, несших в тот день караул во дворце. Однако разрушительное действие заряда распространилось от подвального этажа не далее первого, где в кордегардии отдыхал от смены караул. В полу столовой на втором этаже образовалась лишь небольшая трещина.

Новая волна страха, смешанного с негодованием, пронеслась по столице. Передавали, что раненые солдаты не пожелали сойти с постов до конца смены, пока за ними не пришел также раненый разводящий. Через два дня состоялись похороны солдат. Александр Николаевич проследовал за гробами пешком до кладбища. Следом шла вся императорская семья, кроме Марии Александровны.

В те же дни в Петербурге прошли первые стачки фабричных рабочих, произведшие тяжкое впечатление. Гвардейские офицеры рассуждали о Парижской Коммуне и задавались вопросом: неужели придется воевать с народом? Такое казалось невозможным, ужасным.

В атмосфере смятения наступало двадцатипятилетие царствования Александра II. В связи с приближавшимся юбилеем Валуев напомнил ему о своем давнем предложении относительно созыва общегосударственного Земского собрания. О том же заговорил и великий князь Константин Николаевич. Адлерберг поначалу отговаривал его, упирая на то, что непозволительно уступать давлению революционеров, а общество именно так и воспримет нововведения, однако вскоре смягчил свои возражения. Граф Александр Владимирович был человеком тонкого ума. Ранее он делал ставку на силовые методы сохранения самодержавной власти, но теперь счел возможными и некоторые уступки.

В начале января 1880 года в Мраморный дворец как-то утром нежданно приехал государь и объявил брату Константину, что решился дать ход его записке, поданной 14 лет назад. 25 января вопрос в глубокой тайне обсуждался на Особом совещании министров. Выгоды предлагавшегося нововведения состояли в привлечении к решению судеб страны ее наиболее достойных представителей, что должно было послужить усилению поддержки государя и расширению опоры правительства. (Помимо дневников Милютина и Валуева, интересные записи о тех событиях оставил Ефим Абрамович Перетц, сын известного откупщика и еврейского общественного деятеля, дошедший до высокой должности государственного секретаря.) Великий князь Константин Николаевич горячо говорил о благе бессословности, о реформах русских и английских, и прочем, прочем. Большинство министров высказывались осторожно и выжидательно посматривали на императора. Тот молчал, слушал.