Проблема подпирала проблему, сплетаясь в неразрывную цепь, опутывая его по рукам и ногам. Невольно вспоминалась батюшкина война в Крыму, приведшая к вскрытию гнойника… Первое, в чем не следовало повторять ошибок батюшки, – не допускать изоляции России. Как ни самоуверен Бисмарк, как ни велико недовольство Парижа и Лондона, а надо договариваться с Берлином и Веной, коалиция эта ненадежна, но хотя бы знаешь, чего можно ждать. Париж мы успокоим, а Вильгельма следует укрепить на правильном пути… и тогда можно будет обратиться к делам внутренним.
Следует действительно вернуться к делу реформ и, может быть, увенчать его… не конституцией, конечно, и не парламентом, пустой говорильней дворянских краснобаев, одержимых зудом честолюбия… Но земства – это другое дело. Назначение Петра Александровича Валуева председателем Комитета министров стало первым знаком на пути к предстоящим переменам.
В начале декабря Александр Николаевич с нетерпением ожидал вестей из Лондона. Предстояла смена кабинета, и его крайне интересовало направление политики Гладстона относительно России и Турции, ибо от поддержки Лондоном решений Берлинского конгресса в немалой степени зависела твердость положения России на Балканах. На разводе флигель-адъютант сказал, что телеграммы из министерства иностранных дел пришли. Император не ускорил обычный ход развода, как всегда доставлявшего ему удовольствие, но с видимым нетерпением сел в коляску, ждавшую его у входа. Коляску сопровождали казаки-донцы конвойной роты.
Пройдя в кабинет, император увидел там какого-то мужичка, склонившегося у книжного шкафа. Тот так и замер на корточках, увидя над собой громадную фигуру царя.
– Работай, работай, – сказал Александр Николаевич, и прошел к письменному столу. Он надел очки, чего не позволял себе на людях, и углубился в телеграммы.
– Виноваты, ваше императорское величество, – пояснил офицер дворцовой стражи. – Тут шкаф был поцарапан, так что не успели до вашего возвращения поправить.
– Ну, так потом доделаете, – отмахнулся Александр Николаевич. Офицер цыкнул на столяра, тот поспешно собрал свои тряпки и ножички в мешок, и, пялясь на императора, топтался возле шкафа. Офицер подтолкнул его, оба вышли. Александр Николаевич на минуту отвлекся мыслью о простоватом мужичке-столяре, но тут же вернулся к лондонским телеграммам.
Знал бы он, что столяр дворцового ведомства был не кем иным, как активнейшим революционером, одним из основателей Исполнительного Комитета Степаном Халтуриным, взявшим на себя подготовку и исполнение центрального акта террора – убийство царя.
6
Двадцатитрехлетний столяр-краснодеревщик Степан Халтурин жил в Петербурге уже четыре года. Вначале он работал на мебельных фабриках, но вскоре связался с революционными пропагандистами и потянулся к ним всей душой. Душа его была обуреваема злобой и ненавистью. Он ненавидел несправедливое устройство мира, при котором те, кто тяжело работают и делают все – от стульев до миндального пирожного, живут плохо, а те, кто сидят на мягких стульях, обитых малиновым бархатом, и кушают вкусные пирожные, совсем не работают, а только эксплуатируют рабочих. Семена классовой борьбы тут упали на подготовленную почву.
Стоит добавить, что Халтурин был болен чахоткой. Болезнь обостряла его чувства и ожесточала его. Девушки-курсистки восхищались про себя красивым столяром с гривой каштановых волос и ярким румянцем на щеках. Они его жалели.
Землевольцы быстро приметили столяра, и главный организатор Александр Михайлов определил его в пропагандисты. Халтурин оказался смышленым и бойким агитатором, быстро стал известен на многих петербургских заводах. Его слушали со вниманием и верили, видя, что не барин, а свой брат, мужик. Он смог организовать Северный союз рабочих, объединявший сотни работников разных заводов и фабрик. Показателем веры в него служил простой факт: никто из многих сотен рабочих его не выдал, никто не донес о столяре-пропагандисте.
Но Халтурину казалось мало его просветительской и организационной деятельности. Нетерпение распирало его, болезнь жгла его. Он предложил убить царя. На одном из заседаний Исполнительного Комитета в сентябре 1879 года Халтурин рассуждал:
– Александр II должен пасть от руки рабочего. Пусть знают все цари, что и мы, рабочие, не настолько глупы, что не можем оценить достойно те услуги, которые цари оказывают рабочим.
Александр Квятковский и Лев Тихомиров его горячо поддержали, идея была замечательной. Желябов согласился, и Михайлов приговорил: пусть так. Обреченный ими на смерть царь должен был пасть где-то на железной дороге, но пусть Халтурин подготавливает запасной вариант.