Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Понимаете, в работе спецслужб есть важный момент, связанный со сливом информации. Если наш условный «штирлиц» начнет слать в Москву какие-то ценные сведения, а мы будем их открыто использовать, то этот «штирлиц» быстро погорит, его моментально вычислят. Такую информацию надо предварительно «отмыть», как отмывают криминальные деньги. Нина Андреева и ее письмо в редакцию были одним из каналов или объектов «отмыва» информации. Разумеется, сразу стало ясно, что не Андреева написала эту статью, а совсем другие люди, опытные, профессиональные, хорошо знавшие, чего они хотят. При этом надо понимать момент, в который выступила «Советская Россия». Перестройка шла в напряженной борьбе, страшной борьбе. И статья была расценена как выпад ее противников. Как их манифест. Отсюда — реакция и Яковлева, и Горбачева[231].

Но сам Горбачев, повторяю, до поры никак не выказывал своего отношения к тому, что происходит, хотя, судя по всему, активно обменивался разными соображениями с Яковлевым и в одном из разговоров даже заявил, что статья направлена против него, является провокацией и требует отдельного и серьезного обсуждения. Однако время шло, а никакого обсуждения не было.

И только 23 марта, то есть спустя десять дней после публикации в «Советской России», генеральный секретарь перешел в атаку. Дело было во Дворце съездов, где проходил съезд колхозников, а точнее — в комнате президиума во время перерыва.

Судя по дневниковым записям Черняева, первой искрой для разгоревшегося разговора стало замечание главы российского правительства Воротникова по поводу одной не понравившейся ему публикации в «Огоньке».

— Надо что-то с этой печатью делать, — проворчал Виталий Иванович.

Но Горбачев его аккуратно осадил:

— Что ты нервничаешь? Мы не можем как прежде.

В разговор, на свою беду, вступил Лигачев:

— Печать стала и по зубам давать этим… Вот в «Советской России» была статья. Очень хорошая статья. Наша партийная линия.

Следом подали свои реплики Воротников, Громыко, Соломенцев, поддержавшие Егора Кузьмича. Примерно в том же духе начал было говорить Чебриков. То есть члены Политбюро наперебой хвалили статью. И тут Горбачев:

— А у меня другое мнение…

Автор дневниковых записей далее замечает, что в комнате президиума сразу возникло неловкое молчание. Все стали переглядываться. Спорить с генсеком и тем более возражать ему по таким принципиальным вопросам было не принято. А Горбачев продолжал добивать соратников:

— Раз так, то давайте этот разговор продолжим на Политбюро. Я вижу, дело куда-то не туда заходит. Расколом пахнет. Статья против перестройки, против февральского пленума… Нет, так не пойдет…[232]

Политбюро собралось на следующий день. Лигачев вспоминает, что накануне заседания некоторые члены ПБ и секретари ЦК «обменивались мнениями и весьма позитивно оценивали статью Нины Андреевой — именно в плане диалектического отношения к истории». Мол, хорошо, что на фоне всеобщего очернительства прозвучал и другой голос, это проявление гласности и демократии[233].

Виталий Иванович Воротников, председатель Совета министров РСФСР, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. [ТАСС]

Но вот началось заседание Политбюро. После обсуждения рутинных вопросов текущей повестки дня Горбачев вновь вернулся к статье, причем теперь высказался еще круче, чем накануне. И недвусмысленно посматривал при этом на Лигачева. Побледневший, но съевший не одну собаку в аппаратных делах Егор Кузьмич, взяв слово, попытался вначале свернуть разговор на другие животрепещущие темы, долго говорил о подлинном единстве в руководстве партии, о том, что «перестройка нужна нам, как воздух», о перекосах в освещении СМИ исторических событий… А вот от оценки статьи Н. Андреевой он практически уклонился:

— Да, Чикин накануне публикации у меня был. Мне статья понравилась. Но больше я к ней отношения не имел.

Затем выступили Громыко и Воротников — на сей раз с позиции «ни нашим, ни вашим». Воротников призвал не накалять страсти, спокойно и глубоко разобраться в ситуации.

Теперь генсек ввел в бой тяжелую артиллерию:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии