Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

С оценкой статьи, высказанной Яковлевым, согласились первый секретарь МГК Зайков и секретарь ЦК Медведев, который предложил сделать обстоятельный разбор этой публикации на страницах «Советской России», а еще лучше — в «Правде». Глава украинских коммунистов Щербицкий сказал, что в ситуации должен разобраться КГБ: мол, как этот антипартийный документ мог появиться в партийной газете? Соловьев, Талызин, Бакланов, Маслюков, Разумовский — все высказали поддержку Горбачеву и Яковлеву.

Дальше других пошел Шеварднадзе: «Статья вредная, реакционная, консервативная, мещанская, собирает слухи. Что это — специальный заказ или случайность? Если это переживание одного человека, то ничего страшного. Если же это заказ каких-то кругов в ЦК или правительстве, то это другое дело». Получается, что и он подлил керосинчику в тот огонь, который разжег генеральный секретарь и на котором мог спалиться Егор Лигачев.

Но были и те, кто остался по другую сторону «баррикады». Министр обороны Язов, члены Политбюро Соломенцев, Никонов, Лукьянов в своих выступлениях аккуратно обошли все острые углы, ограничились принятыми в их среде заклинаниями в верности перестройке, уклонились от оценочных суждений. Что, конечно, не ускользнуло от внимания Горбачева. Однако в своем заключительном слове он по обыкновению не стал обострять ситуацию, выразил удовлетворение состоявшимся разговором. Был, правда, один пассаж в его речи, когда Лигачев опять напрягся.

— Ясно, что сама Андреева неспособна была написать такую статью. Кто ее вдохновил? Неясно.

Хотя, разумеется, всем и все было совершенно ясно. И кто вдохновил, и кто затем велел провести широкое обсуждение. Но в тот момент Михаил Сергеевич пожертвовать фигурой Егора Кузьмича еще не решился.

Еще несколько дней спустя в ходе своей встречи с помощниками (на ней присутствовал и А. Н. Яковлев) генсек опять вернулся к этой теме. Говорит:

— Сразу мне бросилось в глаза, что не могла какая-то Нина Андреева написать статью, опубликованную в «Советской России».

Помощник генсека академик-философ И. Т. Фролов согласился:

— Статья готовилась здесь, в этих стенах.

— Где? — поднял на него глаза Горбачев. — Кем?

Но Иван Тимофеевич предпочел отмолчаться. А Михаил Сергеевич не стал настаивать, видно, поняв, что опять всплывет имя Лигачева.

Дальше, как вспоминает в своих дневниках Анатолий Черняев, Горбачев произнес тираду, явно призванную отвести удар от Егора Кузьмича:

— Где же она готовилась (эта статья), если не в Отделе пропаганды? Но Яковлев не знает. Лигачев не знает. Скляров не знает. Кто же знает?

Ох, лукавил Михаил Сергеевич, замечает Черняев, он давно понял, чья это работа, но не хотел прилюдно ставить точку над «i»[235].

Кстати, с главным редактором Чикиным генсек тоже встречался, высказывал ему свое недовольство публикацией. А тот в ответ: мол, есть в стране разные мнения, раз у нас гласность, то надо давать трибуну всем.

Горбачев Чикина не стал наказывать, ограничился разговором. Пояснил своим помощникам:

— Переживал Чикин. Каялся. Я ему верю. Я вообще верю людям. Я против того, чтобы сегодня тысячу человек уволить, завтра еще тысячу уволить… Надо дать полную свободу всем, кто хочет чего-то делать.

В первых числах апреля генеральный секретарь пригласил к себе для беседы и Егора Кузьмича Лигачева.

«Было это часов в двенадцать, — вспоминал впоследствии Егор Кузьмич. — И еще осталось в памяти следующее: в тот раз Михаил Сергеевич начал разговор почти сразу же после того, как я вошел в кабинет. Не дожидаясь, пока подойду к его столу, он сказал: — Ну, Егор, должен тебе сказать, что я занимался вопросом публикации статьи Андреевой, долго разговаривал с Чикиным. Он мне все объяснил, рассказал, как все было. Ты действительно не имел к этой публикации никакого отношения!»

Возможно, Горбачев лукавил опять. Ведь к тому времени он уже точно знал от своих близких соратников, что на том совещании, которое Егор Кузьмич провел 14 марта, из уст члена Политбюро звучали слова одобрения статьи Н. Андреевой и рекомендации редакторам внимательно прочесть эту статью, что в переводе с партийного языка недвусмысленно означало: это и есть наша генеральная линия.

В своей книге Лигачев подробно описывает все это, но подает историю как попытку расправиться с ним: «Между мной и Горбачевым, безусловно, пробежала трещина»[236].

Валентин Чикин, комментируя те, безусловно, тревожные для него дни, говорит о том, что Политбюро заседало в пятницу и субботу, а в понедельник ему позвонил генеральный секретарь. Спросил: кто это сделал — наши или ваши? Чикин не понял вопроса, тогда Горбачев пояснил: кто статью написал — цековские или сотрудники редакции? Редактор стал объяснять про Нину Андрееву и ее письма. Горбачев не перебивал, только в конце разговора уточнил: а тебе самому нравится эта статья?