В другом интервью Чикин так объяснял появление статьи Н. Андреевой:
К этому времени наиболее объективные и опытные наблюдатели уже начали понимать и говорить о том, что у перестройки как-то сбивается шаг. Я об этом сужу хотя бы по очеркам очень хорошего нашего друга, автора «Советской России» Ивана Васильева. Это честнейший человек, он так был рад перестройке, писал вдохновенные статьи и очерки. Он, главное, хотел пропахать общественную жизнь, партийную работу, он это знал очень близко. И вдруг он начал нам сигналить: что-то происходит не так. Об этом же говорила и почта газеты. Да и на заседаниях ЦК того времени зачастую разные оценки звучали[229].
Нет оснований не верить словам Чикина. Просто он и его оппоненты по-разному видели смысл и конечные цели затеянных перемен. Главный редактор «Советской России», как и член Политбюро Е. К. Лигачев, полагали, что надо любыми способами сохранить партию, очистив ее от коросты, а также существующую политическую систему. Яковлев со товарищи к этому времени были убеждены в необходимости более радикальных демократических перемен.
Но почему именно Лигачев в те мартовские дни оказался одним из главных действующих лиц развернувшейся эпопеи? Тут все просто. Генсек в день публикации статьи находился с визитом в Югославии, а Яковлев как раз 14 марта отбыл в Улан-Батор на совещание секретарей братских коммунистических партий по идеологии.
А. Н. Яковлев в традиционной монгольской юрте. Улан-Батор. 1988. [Из архива С. Метелицы]
Скорее всего, Александр Николаевич познакомился со статьей прямо в день ее выхода. А на следующее утро он спецбортом вылетел из правительственного аэропорта Внуково-2 в Монголию. В самолете спросил члена делегации работника ЦК Виктора Рябова, читал ли тот статью.
— Нет, — простодушно ответил зам. зав. Отделом науки. — А почему вы интересуетесь?
Яковлев только хмыкнул в ответ. Он уже сделал для себя кое-какие выводы.
Из монгольской столицы позвонил в Москву своим помощникам, попросил их промониторить ситуацию на предмет шевеления противников перестройки. Помощники доложили: на родине ничего особенного не происходит, но Лигачев как раз в эти часы собрал руководителей СМИ и ведет с ними директивный разговор.
Вернувшись домой, Яковлев сразу обратил внимание на то, как изменилось поведение партаппаратчиков: их лица посветлели, что-то изменилось и в самой атмосфере цековских коридоров, а вот СМИ притихли, потускнели, перестроечный пыл некоторых изданий угас. Секретари ЦК и члены Политбюро шушукались по своим кабинетам, ждали реакции Горбачева.
А. Н. Яковлев знакомится с экспозицией Монгольского национального исторического музея Улан-Батор. 1988. [Из архива С. Метелицы]
Виктор Лошак, работавший в то время политическим обозревателем «Московских новостей», вспоминает, что дни после публикации статьи были «неделей полного паралича на противоположном политическом фланге» (имеются в виду, конечно же, те силы, которые шли за Горбачевым и Яковлевым): «Писатель Даниил Гранин очень точно это состояние выразил: все почувствовали себя в поезде, который внезапно остановился, а потом поехал назад».
Правда, главный редактор «Московских новостей» Егор Яковлев пошел наперекор лигачевским указаниям и осмелился опубликовать на страницах своей газеты отповедь Нине Андреевой. Еще одним смельчаком оказался Виталий Игнатенко, сделавший то же самое в журнале «Новое время», который он возглавлял. Другие СМИ выжидали. Многие редакторы считали, что дни Яковлева, Коротича и «примкнувшего к ним» Игнатенко сочтены.
В беседе со мной сам Виталий Никитич вспоминал об этом так: