Сперанский прямо отметил в тексте своего «Введения», что им изучены «все существующие в мире конституции». Сказались в его проекте и личные впечатления от европейских порядков. В Эрфурте Александр I как-то спросил его: «Как нравится тебе за границей?» Сперанский ответил: «У нас люди лучше, но здесь лучше установления». Теперь он попытался реформировать российскую государственность на европейских началах. Эталоном же этих начал служил для него Кодекс Наполеона, хотя и М.А. Корф, утверждавший, будто «Наполеон и политическая система Франции совершенно поработили все помыслы» Сперанского, и Н.М. Карамзин, расценивший «Введение к уложению государственных законов» как всего лишь «перевод Наполеонова кодекса», преувеличивали франкофильство российского реформатора.
Вот основные положения реформы Сперанского. Россия — на грани революции. Если оставить в ней все, как есть, революция неизбежна, ибо история не знает примера, «чтобы народ просвещенный и коммерческий мог долго в рабстве оставаться». Однако революцию еще не поздно предотвратить, сохраняя и самодержавие, и даже крепостное право. Надо лишь придать самодержавию видимость конституционной монархии, «облечь» его (не ограничить, а именно облечь) конституцией, крепостное же право отменить — постепенно и поэтапно, начав с разрешения помещичьим крестьянам приобретать недвижимую собственность.
По «конституции» Сперанского, все население страны разделялось на три сословия: дворянство, «среднее состояние» (купцы, мещане, государственные крестьяне) и «народ рабочий» (помещичьи крестьяне, мастеровые, прислуга). Политические права должны были получить два первых сословия, а людям из «народа рабочего» предоставлялась (в перспективе) возможность перейти в «среднее состояние» и стать политически правомочными, когда они обретут недвижимость.
В основу государственного устройства России, по мысли Сперанского, впервые был положен принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Высшим органом судебной власти должен был стать Сенат, исполнительной — министерства, законодательной — Государственная дума. Однако выше всех этих высших органов учреждался Государственный совет в качестве совещательного органа при царе. Как и прежде, окончательно утверждал или отклонял любой законопроект, даже принятый Государственной думой, Его Величество император.
Разумеется, Сперанский учитывал, что судьба его проекта (как и его самого) — в руках царя, и поэтому он формулировал свои идеи умеренно, стараясь не оттолкнуть монарха излишним радикализмом, а, напротив, затронуть в нем лагарповские струны и сыграть на них для пользы Отечества. Тем не менее даже в таком виде реформы Сперанского означали бы прорыв России от феодального самовластия к началам буржуазного права. Феодальная знать встретила их в штыки. Сам реформатор, простолюдин, выскочка, при дворе оказался явно не ко двору. Его ненавидели и завидовали ему, и чем больше завидовали, тем сильнее ненавидели. Что же касается его проектов, то в них усматривали чуть ли не революционную опасность. На кабинет Сперанского, по словам Ф.Ф. Вигеля, «смотрели все, как на ящик Пандоры, наполненный бедствиями, готовыми излететь и покрыть собою все наше отечество». Ф.В. Ростопчин вспоминал, что имя Сперанского дворяне и оболваненный ими люд ставили «рядом с именем Мазепы» и строчили на него доносы царю как на изменника. Один из таких доносов настрочил и сам Ростопчин: «Секретарь Ваш Сперанский с сообщниками своими <…> предали Вас мнимому Вашему союзнику»[79].
С теоретическим обоснованием дворянской оппозиции Сперанскому выступил Николай Михайлович Карамзин — в то время популярный литератор, уже работавший и над «Историей государства Российского». К 1810 г. Александр I приблизил его к своей семье и думал предложить ему пост министра народного просвещения, но Сперанский воспротивился этой мысли и отговорил от нее царя. Кстати сказать, Александр, в отличие от Наполеона, не имел друзей среди корифеев национальной и мировой культуры — ученых, писателей, художников, музыкантов, актеров[80] (Карамзин был единственным исключением).
К началу февраля 1811 г. Карамзин написал, в противовес проектам Сперанского, «Записку о древней и новой России». В марте он вручил ее Александру. Писатель выступил здесь как рупор консервативного дворянства, а его «Записка» представила собой первое изложение основ теории официальной народности — теории, которая «расцветет» при Николае I.
Страстно и гневно Карамзин обрушился на главную у Сперанского идею представительного правления, усмотрев в ней посягательство на святая святых — незыблемость самодержавия. Именно так: самодержавие должно быть не только вечным, но и незыблемым, вещал Карамзин, — его не нужно облекать никакими законами, ибо «в России государь есть живой закон». Впрочем, он отвергал и все вообще нововведения Сперанского по принципу: «всякая новость в государственном порядке есть зло».