Александр I и Наполеон

Во всяком случае, Наполеон строил планы не Аттилы, не Чингисхана или Тимура, с которыми часто сравнивали его враги, а Цезаря или Карла Великого, соединявшего в себе еще и Вольтера. Одни историки (преимущественно французские) восхваляют его планы как прообраз современной политики «объединения Европы», другие (особенно российские) — осуждают как стремление обеспечить на континенте главенство Франции. Думается, здесь одно не исключает другого. Наполеон действительно стремился к «объединению Европы», но под главенством Франции. Его апологеты А. Тьер, Э. Дрио, Л. Мадлен и другие примеряли к нему тогу миротворца, повторяя вслед за Стендалем, что хотя Наполеон вел множество войн, он ни в одной из них, кроме испанской и русской, «не был зачинщиком». О войнах здесь еще можно спорить. Например, война Французской республики против 2-й европейской коалиции была развязана коалиционерами, но в ходе ее Наполеон как «зачинщик» предпринял египетский поход, т. е. Отдельную войну с мамлюками и турками. Бесспорно другое. Наполеон аннексировал в Европе ряд малых государств (Голландию, Неаполитанское королевство, Тоскану, Ольденбург, Папскую область) мирно, без войн, но это не снимает с него ответственности как с агрессора. Совершенно прав А.З. Манфред: «Наполеон нес мир на острие штыка <…> Мир, который он навязывал силой оружия Европе, был миром французской гегемонии, миром порабощения европейских народов».

Кстати, первую страну, которая не покорилась ему и стала для него началом конца, Испанию он тоже возжаждал аннексировать мирно, разработав сатанински гениальный план. Испанский престол занимали тогда Бурбоны. Король Карл IV, королева Мария Луиза, их сын престолонаследник Фердинанд и фаворит королевы дон М. Годой, лейб-гвардеец, ставший благодаря королеве «князем Мира», генералиссимусом и премьер-министром, враждовали между собой и кляузничали друг на друга Наполеону как высшему на земле авторитету, раздражая собственный народ. Наполеон взял на себя роль арбитра в их распре. В мае 1808 г. он пригласил (точнее сказать, заманил) их всех с чадами и домочадцами к себе в Байонну, нарисовал перед ними устрашающую картину возможного бунта против них в Испании и потребовал «ради спокойствия испанского народа», чтобы и Карл, и Фердинанд отказались от престола, а затем, радея уже об их личном «спокойствии», отправил короля и королеву фактически под домашний арест в Фонтенбло, а Фердинанда с прочими членами королевской семьи — в Валансэ[83]. Вместо них Наполеон прислал испанцам в качестве их короля своего брата Жозефа. «Он провел всю потрясающую операцию похищения трона сразу у двоих — и у отца, и у сына — виртуозно, — читаем об этом у А.З. Манфреда. — Ни одного выстрела, ни одного резкого жеста, ни одного жестокого слова — и Испания была завоевана».

Но тут уже в завоеванной, как показалось Наполеону, стране восстала против него испанская чернь, которую он не принимал всерьез. Армия Испании была слабой, хотя в ней числилось 127 фельдмаршалов. Военачальники Наполеона били и почти уничтожали ее: Ланн — при Туделе, Бессьер — при Медина дель Рио-Секо, Сюше — при Бельчите. Однако местные крестьяне вновь и вновь создавали по всей стране многочисленные и неуловимые партизанские отряды, за счет которых испанская армия пополнялась и заново возрождалась. Именно партизаны («гверильясы») главным образом и войска 65-летнего генерала Ф. Кастаньоса окружили у города Байлен в Андалузии и 23 июля 1808 г. заставили капитулировать 18-тысячный корпус генерала П. Дюпона.

Эхо Байлена прокатилось по всему миру. Все узнали не только о позоре всепобеждающей империи («У меня здесь пятно!» — восклицал в те дни Наполеон, показывая себе на грудь), но и о возможности успешной борьбы против нее. Байлен насторожил Францию, вдохновил Испанию, обрадовал Англию. В августе 1808 г. высадилась в Португалии и пошла на помощь испанцам английская армия под командованием Артура Уэлсли, который через год станет герцогом Веллингтоном. Контроль Франции над Испанией оказался под угрозой. Между тем Наполеон считал его для себя необходимым — не только ради континентальной блокады. «Мне нужно полное спокойствие с тыла, — говорил он К. Меттерниху. — Испанский же трон был занят Бурбонами. Это мои личные враги».