Наполеон впервые за всю свою полководческую карьеру оказался в столь катастрофической ситуации. В довершение всех его бед, будто назло ему, Березина, уже было замерзшая, теперь после двухдневной оттепели снова вскрылась, а сильный ледоход мешал строить мосты. В этой безысходности Наполеон отыскал единственный шанс к спасению. Пользуясь медлительностью Кутузова, отставшего на три перехода, он успел создать видимость переправы через Березину у с. Ухолоды, чем дезориентировал Чичагова, навести мосты в другом месте, у с. Студенки, и в течение трех дней — с 14 по 16 ноября — переправить боеспособные части на правый берег. С тяжелыми боями, отбиваясь от Чичагова и подоспевшего Витгенштейна, Наполеон 17 ноября ушел от Березины к Вильно.
По выражению Аркадия Аверченко, Наполеон на Березине «потерпел победу». Действительно, потерял он здесь людей больше, чем под Бородином (20–25 тыс. строевых и примерно столько же прочих). Через три дня после Березины у него, по данным Ж. Шамбре, оставалось, кроме 10–15 тыс. «некомбаттантов» (от фр. «combattant» — воин), всего 9 тыс. бойцов: 2 тыс. офицеров и 7 тыс. солдат, почти исключительно гвардейских. Но ведь Александр I и Кутузов планировали истребить на Березине всю французскую армию «до последнего» ее солдата, включая Наполеона. Между тем Наполеон спас не только себя самого, но и все то, что русские особенно старались «искоренить»: гвардию, офицерский корпус, генералитет и всех маршалов. «К общему сожалению, — рапортовал царю огорченный Кутузов, — сего 15-го числа Наполеон <…> переправился при деревне Студенице».
С легкой руки Кутузова, который в рапортах царю всю вину за то, что не удалось покончить с Наполеоном, возложил на Чичагова, адмирал сразу же стал и поныне остается в России козлом отпущения за русские промахи на Березине. «Все состояния подозревали его в измене», — свидетельствовал Ф.Ф. Вигель. Г.Р. Державин высмеял «земноводного генерала» в эпиграмме, а И.А. Крылов — в басне «Щука и кот». Александр I, ранее доверявший Чичагову, как своему «homme de t^ete» (впередсмотрящему), теперь поверил молве и не вступился за репутацию адмирала. Чичагов так обиделся на все это, что в 1814 г. навсегда покинул родину и писал за границей желчные воспоминания, в которых оправдывал свои действия.
Сегодня любой историк, умеющий судить непредвзято, видит то, на что указывали еще сами участники событий (А.П. Ермолов, В.И. Левенштерн, В.С. Норов, Денис Давыдов): из трех русских командующих именно Чичагов больше всех мешал французам переправиться через Березину и причинил им наибольший урон. Зато Кутузов, который должен был теснить врагов и прижать их к Березине, все время оставался далеко позади и лишь 19 ноября перешел через Березину у м. Жуковец, в 53 км южнее места переправы Наполеона.
Впрочем, Березинская операция, даже не удавшаяся русским до конца, поставила Наполеона на край гибели. Его «Великая армия» фактически перестала существовать, а то, что осталось от нее, могло лишь послужить (и действительно послужило) основой для создания новой армии. Только теперь Наполеон решился подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его катастрофы. 21 ноября в Молодечно он составил «погребальный», как назвали его сами французы, 29-й бюллетень — своего рода надгробное слово о «Великой армии». Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы.
Вечером 23 ноября в м. Сморгонь император покинул остатки своей армии, передав командование И. Мюрату как монарху, неаполитанскому королю. Он торопился в Париж, чтобы опередить толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное — собрать новую армию. Взяв с собой А. Коленкура, М. Дюрока, генерал-адъютанта Ж. Мутона, секретаря А. Фэна, несколько слуг и — только до русской границы — кавалерийский эскорт, Наполеон за 13 дней промчался инкогнито, под именем герцога Виченцского, через всю Европу, миновал все расставленные для него западни и к полуночи 6 (18) декабря уже был в Париже.
На пути в Париж Наполеон встретился со своим министром иностранных дел Г.Б. Маре. Тот спросил, в каком состоянии император оставил армию. Наполеон ответил: «Армии больше нет». То была страшная для Франции правда: из 647 тыс. завоевателей, вторгшихся в Россию, выбрались из России едва ли больше 30 тыс. горемык, считая и фланговые войска. Кутузов имел все основания рапортовать царю 7 декабря: «Неприятель почти истреблен».