Здесь есть подлинная эмоциональная музыка, хотя и с налетом риторики. Гиппиус словно уговаривает читателя ощутить мистический трепет, а Блок скоро научится создавать его легким словесно-музыкальным движением. И поднимется над мистикой, будет беспощадно иронизировать над ней в «Балаганчике». Но это будет высокая ирония, а не приземленно-бытовая, не та бездуховная насмешка над всем высоким, которую Блок в 1908 году разоблачит в специально написанной статье с коротким названием «Ирония».
Думается, Гиппиус, наряду с Вл. Соловьевым и Брюсовым, может быть отнесена к числу блоковских «побежденных учителей», хотя это выражение к случаю Блока не совсем применимо по причинам психологическим: он ни с кем из своих непосредственных предшественников-символистов не соревнуется, не стремится никого победить.
Мережковский и Гиппиус бьются над задачей соединения противоположностей. Как сказано у Гиппиус в стихотворении « Электричество»:
Блок же такого светоносного эффекта достигнет не умозрением, не рассудком, а исключительно творческим способом. Поупражнявшись в метафизической рефлексии, он уйдет в область поэтической музыки. Общение же с «умными», то есть умеющими рассуждать на отвлеченные темы людьми он станет ценить и дальше. А насколько интеллектуален был сам Блок? Этот вопрос вполне уместен, так как он не раз поднимался мемуаристами.
В процитированном выше очерке Гиппиус «Мой лунный друг» говорится: «Невозможно сказать, чтобы он не имел отношения к реальности, еще менее, что он “не умен”. А между тем все, называемое нами философией, логикой, метафизикой, даже религией, — отскакивало от него, не прилагалось к нему». А Николай Бердяев в 1931 году напишет: «Мне всегда казалось, что у Блока совсем не было ума, он самый не интеллектуальный из русских поэтов». Любопытно, что и сам Блок не обошел данный вопрос вниманием. Беседуя с Евгенией Книпович (в последние годы жизни, не ранее февраля 1918 года), он прямо сказал: «Я человек среднего ума» [12].
Как привести к общему знаменателю столь разные суждения? Полагаем, талант (тем более гений) по природе своей надразумен. Художественно одаренный человек — это тот, в ком талант сильнее, чем ум. Переписка Блока, его статьи свидетельствуют о том, что он не пасовал перед сложными интеллектуальными абстракциями, они просто ему быстро надоедали. «Скука» — таким словом он часто определял свое отношение к плодам «чистого разума». Любая абстрактная мысль была для него как поэта лишь материалом, который перерабатывается, подчиняется духу музыки.
По этой причине он, беседуя с людьми, не склонен пускаться в длинные монологи. Ему без логического анализа сразу, интуитивно открывается синтез, итог, который он вмешает в одну реплику, в одну фразу. Такая фраза — как стих, и потому в больших компаниях Блок оказывается белой вороной, поэтом, который на своем поэтическом языке разговаривает с окружающими «прозаиками» (хотя многие из них — профессиональные стихотворцы). Да и в прозаических текстах Блока (письмах, статьях, дневниках и записных книжках) отчетливо выделяются как бы написанные на другом языке афористически-многозначные и поэтические по сути фразы.
Блок в своем повелении — как творческом, так и житейском — руководствуется в первую очередь не выбором (как итогом умственной рефлексии), а природным инстинктом. И тогда, когда он действует верно, и тогда, когда заблуждается. Эго не означает, что он лучше (или хуже) тех, кого можно назвать «людьми выбора». Это просто конкретная характеристика его личности, объясняющая многое и в его произведениях, и в его судьбе.
В ночь на 1 июля 1902 года в Шахматове умирает Андрей Николаевич Бекетов, за пять лет до того разбитый параличом. Блок откликается стихами «На смерть деда». На панихиду приходит Любовь Дмитриевна с матерью. Хоронить Андрея Николаевича везут в Петербург. Среди встречающих гроб на вокзале — Дмитрий Иванович Менделеев. Ровно через три месяца из жизни уйдет Елизавета Григорьевна, которую похоронят, как и мужа, на Смоленском кладбище.
Вскоре после прощания с дедом рождается стихотворение «Я, отрок, зажигаю свечи…», написанное как бы о символических женихе и невесте, но вместе с тем заканчивающееся вполне реальным пророчеством: