На этот раз, в едином движении разворачиваясь и выдергивая из кобуры наган, Альберт произвел два выстрела.
– Ничего, – признал инструктор. Правые руки мишеней были пробиты.
Задействованы все. Все вооружены и готовы к стрельбе. Полный кач! Стрельба на оба барабана!
Балет! Уклоняясь от предполагаемых выстрелов, Альберт рвано, с противоестественной быстротой прыгал, приседал, падал, вскакивал, неожиданно менял направление движения и все время вел огонь из двух наганов – с правой и левой руки.
– Пятнадцать секунд, – недовольно гладя на секундомер, заметил инструктор. – И двигался тяжело. Пойдем считать…
Василий был на полосе.
– Еще разок! – скомандовал инструктор.
Еще разок Василий кубарем скатился с крутой и высокой горки, еще разок пробежал по замысловато изогнутому разновысокому бревну, еще разок пропрыгал в мелких ячейках проволоки, еще разок прополз под ней, еще разок проскочил через пятиметровое пламя, еще разок… Он упал у глухой стены, не удержавшись единственной рукой за край стены.
– Что такое?! – гневно взвыл инструктор.
– Однорукий я, – злобно пояснил с земли Василий.
– И однорукому жизнь дорога! Встать!
Еще разок Василий преодолел глухую стенку.
– Ты молодец, Иваныч! – похвалил инструктор Егора, который на шведской стенке, перебирая ногами и руками, выходил на чистое колесо. Вышел, ощерился удовлетворенно, спрыгнул.
– Утешаешь?
– Тебе годков сколько, Иваныч?
– Сорок три.
– Ей-Богу, суставы, как у тридцатилетнего!
– Не лукавь, Петюша. Если серьезно, форма сносная? Для волкодава?
– Для волкодава – сносная.
– И не более, – догадался Егор.
– И не более, – подтвердил инструктор.
Смена.
Василий в тире…
Егор на полосе…
Альберт на суплесной площадке…
Смена.
Егор в тире…
Альберт на полосе…
Василий на суплесной площадке…
В радиолаборатории Маша (уже и поенной форме), отделенная от мира наушниками, стучала ключом А потом стреляла в тире.
А потом, по капризной, еле просматриваемой тропке, бежала через чистый и тихий лес.
После ужина Егор принес сводку отметок и, держа бумагу на расстоянии (приближалась дальнозоркость), стал зачитывать ее нарочито быстро и монотонно:
– Волков Альберт Михайлович. Полоса препятствий – «хорошо». Суплес – «отлично». Стрельба по трем пунктам – «удовлетворительно».
– Это почему же «удовлетворительно»? – обиделся Альберт.
– Значит, кого-то это удовлетворяет, – пояснила Маша.
– Словоблудим, Сергеева, – пресек дискуссию Егор. – Продолжаю. Певцов Василий Семенович. Полоса препятствий, принимая во внимание отсутствие профессиональной подготовки, – «хорошо».
– «Хорошо», оно, конечно, хорошо, – пробурчал Василий, но был доволен.
– Тихо, Вася, уступи место даме. – Егор продолжал: – Мария Юрьевна Сергеева. Радиодело. Аппаратура советских систем – «отлично». Аппаратура немецких систем – «весьма хорошо». Общая – «отлично». Кросс – «отлично». Стрельба по двум пунктам – «отлично». Маша, это при твоей-то близорукости! Как?!
– Наугад, – ответила Маша.
– Ну, Марья, ты даешь! – восхитился Альберт.
– А у самого-то как? – ехидно спросил Василий у Егора.
– Мы от народа ничего не скрываем, – успокоил массы Егор и зачитал по отдельному листку: – Полоса препятствий – «хорошо», суплес – «хорошо», стрельба по трем пунктам – «отлично».
Чуть лучше, чем у меня, – с сожалением резюмировал Василий.
– Это что же – я хуже всех?! – Альберт был смертельно обижен.
Уже сменив форму на платье, Маша спустилась к купальне, прошла по дощатому настилу, сняла сандалеты и, присев на край пастила, опустила ноги в теплую вечернюю воду. Полуприкрытое соснами, уходило к горизонту солнце, но тучи его еще согревали правую Машину щеку. Маша прикрыла глаза и повернулась к солнцу лицом.
Кто-то подошел и сел рядом. Маша открыла глаза. Это был Егор. Босиком, без ремня, он сидел, по-турецки загнав под себя ноги.
– Вы – не крестьянин, вы – дехканин, – улыбнулась Маша.
– Суплес, Маша.
– Когда я вас в первый раз увидела, вы мне ужасно понравились. Пробор, усики. Американец. Кларк Гейбл, кинозвезда. А костюм какой!
– Костюм французский. В Париже куплен. На улице Риволи.
– Это хорошо, что вы купили костюм на улице Риволи?
– На улице Риволи магазины для миллионеров.
– Дунька в Европе… Вы не плебей, вы – плейбой, – улыбнулась и, словоблуда, сконструировала: – Плейбей.
– Зачем ты меня все время цепляешь, Маша?
– Реакцией вашей интересуюсь, Егор Иванович.
– На непосредственную – не рассчитывай, я профессиональный разведчик.
– Любимое ваше словечко – «профессиональный».
– Это не словечко, это мой пунктик. История, судьба, не знаю что еще, кидали меня так, что волей-неволей я стал профессионалом. Я выжил случайно. Но после того, как я стал профессионалом, только это: профессиональные мозги, профессиональное поведение, профессиональное чутье, – помогало мне спасти свою жизнь. Мы сейчас все делаем святое дело – защищаем свою страну. Мы ее защищаем. Но я хочу, чтобы в этой войне выжило как можно больше наших людей. Не волею судеб и истории, а целенаправленной работой настоящих профессионалов, обязанных готовить себе подобных.
– Монолог, – тихо сказала Маша.
– Жизненная позиция, – поправил ее Егор.