Все подтягивались к этому снаряду. Кареев неспеша открыл калитку, проник в круговую клетку и подошел к лестнице, которая начиналась в двух метрах от земли и поднималась вникуда до пяти метров.
По лестнице, едва перебирая руками, из последних сил поднимался человек. Вот он добрался до верха, – не спрыгнул, – кулем рухнул вниз, медленно, совсем медленно поднялся, и тут же получил от инструктора удар в солнечное сплетение.
– Сначала! – пронзительно закричал старший. Человек начал сначала.
Инструктором у лестницы был Ванин. Пережидая, пока курсант еще раз вскарабкается по лестнице, Ванин с усмешкой внимательно рассматривал свои разбитые руки. Тот, что был на верху, прыгнул, упал пластом, потом встал на четвереньки, оторвал руки от земли, и в это же мгновение Ванин ударил его в живот ногой. Человек упал и больше не поднялся.
– Встать! – заорал старший. Человек не вставал. Кареев же попросил тихо:
– Встаньте.
Человек лежал. Из заднего кармана бриджей Кареев вытянул «вальтер» и трижды выстрелил. Пули взметнули пыль рядом с головой лежавшего, который рванулся, чтобы подняться, но опять рухнул на землю. Еще несколько выстрелов, и еще одна попытка подняться.
– Застрели его, – холодно сказал Кареев и протянул «вальтер» Ванину.
Тот, не согнав с лица улыбки, взял пистолет и, не раздумывая, выстрелил в распростертое на земле тело. Выстрела не последовало, раздался щелчок.
– А, черт! Дай сюда! – раздосадованный Кареев вырвал из рук Ванина пистолет, достав запасную обойму, перезарядил его, передернул затвор и вновь протянул пистолет Ванину. – Стреляй.
Ванин тут же выстрелил. Тело на земле дернулось и обмякло.
– Все, – сказал Кареев. – Спектакль окончен. Обойма заряжена холостыми патронами.
– А жаль, – ответил ему Ванин.
Кареев длинно посмотрел на него и приказал:
– Переверни, Ванин.
Ванин перевернул лежавшего. До неузнаваемости изуродованное лицо, но опытный Кареев узнал:
– А в списке значился первым. Александров Сергей Мартьянович. Красивая фамилия – Александров. Но нам чего-нибудь попроще, а, Ванин?
Строем стояли шестнадцать молодых людей.
В хорошо сшитом светлом костюме, при светлом изящном галстуке, в светлых замшевых туфлях, в светлой, хорошего фетра, кокетливо замятой шляпе, Кареев подошел к ожидающему его у автомобиля Ванину, махнул ярким и сложенным пропуском:
– Поехали, Володя!
У блиндированных ворот «БМВ» Кареева остановили первый раз. Приказали Карееву и Ванину выйти, осмотрели салон, изучили документы, изучили лица…
У шлагбаума через полтора километра «БМВ» был остановлен патрулем во второй раз. Изучили документы, изучили лица…
При въезде в город «БМВ» был остановлен патрулем в третий раз. Патруль проверил документы и раз решающе уступил автомобилю дорогу. Жаждавшие развлечений Кареев и Ванин наконец-то въехали в город.
Это был город, который с начала века не мог определить своей национальной и государственной принадлежности. Исторические закономерности и случайности поставили его в эпицентр столкновения интересов нескольких стран, и он жил три войны и в призрачные перерывы между ними непонятной белорусско-польско-русско-еврейской жизнью.
Покрутив по местечковым переулкам, «БМВ» выбрался к центру. На главной улице он остановился у приличного здания, на фасаде которою тускло-голубым маскировочным неоном светилась вывеска: «…».
Кто посещал ресторан в городе, находящемся за триста верст от линии фронта? Кто посещал ресторан в 1943 году? Немецкие солдаты и офицеры, одуревшие от развлекательного однообразия солдатских и офицерских клубов, спекулянты, гешефтмахеры, маравихеры всех разрядов, нк, и местные шлюхи, конечно.
Попиливал нейтральное танго столь нелюбимый Кареевым оркестр, и Валентин Николаевич, досадливо морщась, старался переключиться на другое: на подобострастный, вполголоса, доклад официанта.
– Вот и прелестно, действуй, любезный, – выслушав его, разрешил Кареев.
Официант исчез, и они остались вдвоем, за столиком в углу зала.
– Тоже человек, – презрительно высказался Ванин по поводу официанта.
– Не тоже, а просто – «человек». Во времена моей молодости так именовались трактирные «шестерки».
– Книжка такая была – «Человек из ресторана». И кино.
– Вот-вот, – оживился Кареев. – Володя, я, естественно, понимаю: плен, лагерь, согласие сотрудничать, – объективнейшие обстоятельства, но все-таки: почему вы сегодня здесь, со мной?
– Я в стаде быть не хочу. Я не хочу быть членом коллектива. Любого.
Подлетел официант, расставил на столе графинчик, закуски, хлебушек.
– Вам не кажется, что вы – из моего стада?
– Пока, – ответил Ванин, глядя в спину уходившего официанта.
Кареев наполнил рюмки, поднял свою и, глядя сквозь нее на Ванина, спросил:
– А потом? Там, у них?
– Вы не беспокойтесь, Валентин Николаевич.
– Я не беспокоюсь. Прозит, как говорят наши немецкие друзья.
– Хозяева, – поправил Ванин. – Прозит.
Выпили, закусили, откинулись на стульях.
– Так что же вы собираетесь делать там?
– Выполнять ваши задания. Один.
– Вам хотелось сегодня убить этого дохляка?
– Да.
– Почему?
– Проверить себя еще раз.