Спонтанность происходит не совсем так, как нам думается. Что происходит, когда я теряю контроль над собой? Я вижу то, что меня бесит, и решаю, что делать. Просто процесс этот происходит так быстро, что кажется почти бессознательным. Я решаю, поднести расцарапанную руку ко рту или все-таки пнуть кошку; короче, я сам решаю, терять ли мне контроль над собой. Я могу бессознательно в долю секунды «спонтанно» решить проявить агрессию – и к черту последствия. Я чувствую, как ярость качает адреналин в виски, и бессознательно со скоростью молнии принимаю решение, как поступить с этой «бесконтрольной» энергией – контролировать ее или выпустить на волю.
Замечание, которое сложно объяснить, но многим актерам оно помогает: «Ты что-то видишь, а затем делаешь что-то другое». Естественно, перед тем как сделать это что-то другое, его также нужно увидеть!
Мы не делаем то, что видим. Мы видим нечто и затем, в результате того, что увидели, что-то делаем. Конечно же, каждая мысль – это мишень. Каждую новую мысль нужно увидеть.
Восьмой нелегкий выбор: сочувствие или сострадание
Сострадание или сочувствие – еще один важный нелегкий выбор. Нам спокойнее не разграничивать эти две эмоции. Как и в случае с другими нелегкими выборами, мы извлечем больше толка из этого выбора, если повременим с оценочными суждениями и не станем сгоряча объявлять, что одно – хорошо, а другое – плохо. Лучше представим, что наш путь проходит между одним и другим. Но сострадание и сочувствие сильно отличаются друг от друга.
Сочувствие очень важно изначально. Мы совершенствуем его, зеркально копируя наших матерей. Помню, однажды на водном трамвайчике в Венеции передо мной сидела девчушка. Она мне помахала, я ей помахал в ответ. Она мне скорчила рожу, я скорчил ту же рожу, так мы и зеркалили друг друга. Забавно, как быстро втягиваешься в эту игру. Да, для нас это естественно, да, это мило, но наступает пора, когда нам важно перерасти эту игру.
Сочувствие означает: ты нравишься мне, потому ты похож на меня. И вроде бы все и ладно выходит… пока мы не встречаем кого-то, кто совсем на нас не похож, кто от нас сильно отличается. Как же мы поступаем в таком случае? Конечно, мы можем проигнорировать непохожего на нас, можем его сторониться, можем выстроить между собой и им стену, чтобы он нас не беспокоил. Сочувствие может стать причиной войны. Нам следует исключительно осторожно обращаться с нашим сочувствием.
Сочувствие прекрасно, когда речь идет о малыше, зеркалящем мать, чтобы выразить: «Я похож на тебя, а ты похожа на меня», но когда малышу исполняется два года, возникает проблема индивидуальной воли ребенка, которому перестает нравиться эта игра. Говорят, у некоторых детей эта проблема не проходит лет до восьмидесяти.
Сострадание связано с пониманием: я вижу тебя, но ты видишь мир по-другому, чем я. Мы признаем, что точка зрения другого человека на мир отличается от нашей, потому что в этом же мире другой занимает место, отличное от нашего. Сострадание дается нам труднее, чем сочувствие. Сострадание подразумевает границы, различия, зачастую ощущается как более прохладная эмоция и поэтому может казаться менее привлекательным. Сочувствие вначале согревает, как приятная горячая ванна, но важно помнить, что вода в ванне имеет тенденцию остывать, и тогда приходится из ванны поспешно выбираться.
Когда я был молод и у кого-то из моих друзей умирал отец или мать, дедушка или бабушка, я писал письмо с соболезнованиями: «Представляю, что ты сейчас чувствуешь…» С возрастом я понял, что так писать нельзя. Что нужно начинать с «Не представляю, что ты сейчас чувствуешь…» Это более точная и правильная формулировка. Это больше похоже на сострадание, я признаю, что мне не представить твои чувства, но, несмотря на это, я хочу тебя поддержать, хоть твои чувства и отличны от моих. Сострадание – это умение поставить себя на место другого, а не радостные крики: «Прекрасно! Мы занимаем в мире одно и то же место!» Последнее – как раз сочувствие, а сочувствие – это слишком просто. Нам нужно постепенно отучать себя от сочувствия.