Акт бунта

— Хорошо, ребята. Все садитесь, пожалуйста. Сегодня нам предстоит преодолеть ужасное количество препятствий! — Профессор Рэдли стоит перед классом, протирая линзы своих очков маленькой черной салфеткой, которую затем засовывает в карман. — Пресли, почему ты все еще стоишь там, разинув рот, как рыба, вытащенная из воды? Садись, чтобы мы могли начать.

Я разинула рот. На Пакса. Он пошел в ресторан? Говорил с моим отцом?

— Тебе не следовало этого делать. Зачем? О чем ты думал?

— Пресли, мне никогда раньше не приходилось этого говорить… — Профессор Рэдли выглядит озадаченным. — Но, пожалуйста, перестань беспокоить мистера Дэвиса. На этот раз он сидит в своем кресле, и его рот закрыт. Давайте поторопимся, пока это не изменилось, хорошо?

Весь класс хихикает.

Пакс имеет наглость ухмыльнуться мне, когда я сажусь. Ну, и наглость у этого парня! Не могу в это поверить. Экономика тянется хуже, чем канун Рождества для пятилетнего ребенка. Я продолжаю ждать звонка, чертовски рассеянная, в голове проносятся бесчисленные сценарии.

Пакс вел себя злобно по отношению к моему отцу.

Пакс сказал моему отцу то, чего ему действительно не следовало говорить.

Пакс упоминал, что мы тусовались вместе. Или… трахались? Он ни за что не сказал бы моему отцу, что мы трахались. Так ведь? Никто в здравом уме…

Даже сейчас, когда думаю об этом, я осознаю свою ошибку.

С каких это пор Пакс Дэвис в здравом уме?

— Ладно, банда. Задания должны быть готовы к концу следующей недели. Я знаю, что мы действительно близки к финишу, но давайте сейчас не будем лениться. Гонка не закончится, пока вы не пересечете финишную черту. — Профессор Рэдли притворяется, что бежит в замедленном темпе, как раз в тот момент, когда звенит звонок, и мне никогда в жизни так сильно не хотелось кричать. Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери.

Пакс встает и выходит за дверь раньше всех остальных. Я по глупости думаю, что он избавил меня от дальнейших издевательств, но ошибаюсь; парень ждет в коридоре, хмуро постукивая по экрану своего телефона. Я пытаюсь незаметно проскользнуть мимо, но он делает шаг вперед, все еще глядя на свой телефон, преграждая мне путь.

— Если пытаешься прокрасться незаметно, может быть, попробуешь надеть шляпу? — предлагает он. — Что-то, что скроет твои волосы. Их довольно трудно не заметить.

— Какого черта ты делаешь? Убирайся с дороги. — Я делаю шаг вправо, но Пакс делает шаг вперед, одновременно блокируя меня. Он все еще хмуро смотрит на свой чертов телефон.

Мой темперамент берет надо мной верх. Я выхватываю устройство у него из рук.

— Если собираешься измываться надо мной, то можешь уделить мне все свое внимание, — огрызаюсь я.

В прекрасных, ужасающих глазах Пакса вспыхивает жажда убийства.

— Отдай обратно, Чейз. Мы не в гребаном детском саду.

Я выгибаю бровь, глядя на него.

— Судя по тому, как ты себя ведешь, можно подумать, что так и есть.

Он протягивает мне руку. Спокойный. Непоколебимый. Выжидающий.

— Сейчас же.

Мне приходится сделать глубокий вдох, прежде чем заговорить.

— Все это забава и игры, когда на твоих условиях. Но когда я играю с тобой, тебе это не нравится. Что ж, жизнь не всегда складывается по-твоему, приятель. — Я обхожу парня, бросая его телефон в мусорное ведро у старого каменного фонтана, когда прохожу мимо него. К счастью для него, к несчастью для меня, у Пакса рефлексы разъяренной кошки; он выхватывает телефон из воздуха, прежде чем тот действительно исчезает в мусорном баке.

Засовывая телефон в карман, парень идет в ногу со мной.

— Это было грубо, — рычит он.

— Вот и хорошо. Я чувствую себя не особенно хорошо.

— Почему?

Я бросаю на него сердитый взгляд.

— Ты пошел и поговорил с моим отцом? Какого черта, чувак?

— Чувак и приятель — не те имена, которые используешь для кого-то, кто эякулировал внутри тебя, — говорит он как ни в чем не бывало.

— Господи, Пакс! — Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, слышал ли его кто-нибудь.

У него хватает наглости выглядеть веселым.

— Что? Сейчас тебя волнует, что люди узнают, что мы трахались? На днях на лужайке тебе, похоже, было все равно.

— Это было до того, как ты пошел к моему отцу, — выплевываю я. — Больше так не делай. Просто… держись подальше от моей семьи, хорошо? Ты не должен находиться рядом с ними.

— Хочешь, чтобы я держался подальше от твоего брата?

Я останавливаюсь как вкопанная, поворачиваясь к нему лицом. Моя кожа липкая, покрыта холодным потом. Пакс тоже останавливается, и другие ученики ворчат и бормочут, когда им приходится протискиваться мимо нас.

— Да. Я очень хочу, чтобы ты держался подальше от Джоны, — говорю я. Мой голос холоден. Плоский и твердый. Страх делает его таким. — Он, вероятно, вернулся в Калифорнию, так что вы все равно с ним не столкнетесь. — Я не знаю, правда это или нет. Не то чтобы Джона написал мне сообщение, чтобы сообщить о своих планах. Он бы не стал. Насколько я понимаю, его вообще не должно было быть здесь. Папа не упоминал мне о его визите. Я надеюсь вопреки всему, что тот уже вернулся на западное побережье.