АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

Нас — тех, кто приезжали каждое утро из лагеря на автобусе и потом поднимались ещё пешком от дороги по склону горы на высоту 1250 метров, где и располагались виноградные плантации — они почему-то называли «легионерами».

Вообще, это отдельная история, они очень быстро стали говорить на каком-то своём малопонятном гортанном языке, обсуждая только уже одним им понятные вещи, питались непонятно чем, и местные жители никогда в ночное время не ходили по дороге мимо склона после нескольких странных исчезновений, после костров на склоне, выложенных в виде девятиконечной звезды, и ещё некоторых случаев, о которых я не хочу даже вспоминать.

В наше время их бы назвали «виноградные дети».

Итак, утром мы поднимались по склону, видя вверху ещё тлеющие костры, которые, очевидно, горели всю ночь, одинокую фигурку дозорного (как они его называли), сидящего на камне и глядящего на наше приближение сквозь синие очки, видимо снятые с какого-то местного жителя, и казалось, что так неподвижно он сидит здесь уже тысячу лет.

Словно призрак того времени, когда виноградники давали некрепкое монастырское вино, а солдаты носили красно-чёрные пеплумы.

Когда мы доходили до Змеиного дерева и нам оставалось идти ещё минут пятнадцать, о чем он, конечно же, прекрасно знал, дозорный медленно, как ящерица, слезал с камня, чтобы сделать свои нехитрые утренние дела — затушить догорающие угли из кастрюли с дождевой водой, потом он закапывал какие-то невидимые нам предметы, которые, очевидно, нужно было закопать, и, наконец, будил остальных виноградных братьев странными гортанными выкриками, наверное, подражая какой-нибудь ночной птице.

Они выползали из своих временных землянок и, собравшись вокруг кастрюли, умывались, медленно переговариваясь, и до нас доносились их гортанные шепоты и усмешки, основанные на воспоминаниях о прошедшей ночи, и бог знает, чём ещё.

От них пахло звериной шерстью, какой-то трупной гнилью и сладковатым дымом костров.

В те блаженные дни, когда шёл дождь, мы оставались в «Лагере», играли в нехитрые настольные игры — автоматический биллиард и музыкальные шкатулки, некоторые, в том числе и я, бродили по посёлку, размытому дождём.

Такие дни были очень спокойны — стирка белья, мытье в бане, чёрно-белый телевизор. Кстати, именно там, в «Лагере», я впервые посмотрел «Сокровища Агры», телевизионный фильм, который поразил и разрушил моё воображение.

Весь день девическая часть «Лагеря» под холодное сопровождение дождя жарила на кухне блины, куда время от времени забредал каждый из нас, проголодавшись или просто устав от автоматического биллиарда.

По жребию составлялись делегации из двух человек — в «Магазин № 1» за сметаной и земляничным вареньем, потом, ближе к вечеру, на картах разыгрывался состав дипломатической миссии к виноградным братьям; считалось традицией в такие дни приносить им блины в алюминиевой кастрюле, завёрнутой в несколько полотенец для сохранения тепла.

В состав миссии входили те, кому выпадал пиковый и крестовый тузы.

Виноградные братья даже в дни дождя не приходили в «Лагерь», оставаясь в своих временных землянках, неизвестно почему, в их мысли и причины их поступков мы старались не вникать.

Однажды мне тоже выпал пиковый туз и мы, позаимствовав зонтики у Гастелло, которая их коллекционировала, отправились к склону горы.

Кастрюля была всё ещё тёплой, когда наверху мы увидели дозорного.

Он сидел на камне, закутанный в пластиковую пелерину, рядом с искусно замаскированным от дождя костром, как какая-то большая грустная птица, сквозь пластик смутно виднелись его синие очки, которые, как мы уже знали, являлись отличительной особенностью дозорного, передаваемым по кругу их тайным символом.

Он поприветствовал нас коротким гортанным вскриком, подняв вверх правую руку, и стал спускаться нам навстречу.

Мы встретились у Змеиного дерева и передали ему кастрюлю.

Он что-то пробормотал — мы уже плохо понимали их язык — и побрёл назад, к временным землянкам, откуда нам сквозь линии дождя чувствовались внимательные и настороженные взгляды.

Вечерами таких дней мы занимались необременительной трудотерапией по инициативе Гастелло — изготовлением переговорных устройств.

Переговорные устройства были очень просты и предназначались приюту для детей со слабым умственным развитием, который находился неподалёку.

Они состояли из двух пустых спичечных коробков, в днище которых с помощью иголки продевалась нитка длиною в восемь с половиной метров, и они соединялись друг с другом.

Таким образом, теоретически, дети со слабым умственным развитием, даже находясь в разных комнатах, могли переговариваться друг с другом по этим коробкам, но только если те были в полувы-двинутом положении.

Потом мы относили переговорные устройства в комнату Гастелло.

Она обычно сидела за столом, заваленном всякой всячиной, чаще всего перед ней лежал кубик Рубика, который она внимательно разглядывала, положив локти на стол и подперев подбородок руками, изучая расположение цветных квадратов.

Мы никогда не видели, чтобы она брала его в руки.