АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 4

Наконец настал день, когда я понял — он последний. Не спрашивайте, как я узнал об этом. Возможно, ветер шепнул на ухо.

Я ждал этого утра. Ждал, когда огненно-красный, как раскалённое железо, шар вырвется из плена земли и камня на востоке. Ждал, когда небо начнёт бледнеть и тонкие облака окрасятся алым.

День выпал на самое начало «горячей весны», когда солнце жарило по-летнему, а редкая трава начинала зеленеть. Это был чудный день, такой, которого у меня никогда не было. Я не шёл — я мчался, летел! Точно кто-то толкал меня в спину. Точно за плечами выросли крылья. Хотелось дышать полной грудью. Я впивался во все глазами, дабы запомнить ощущение лёгкости, радости прикосновения к цели. (Может, поэтому запомнить ничего не удалось — так ведь бывает…). Время летело как пуля. Солнце склонялось к холмам. Тени удлинялись, распластавшись по неровной земле.

День стал меркнуть — приближался вечер.

Я сказал себе: «Всё, что должно случиться, произойдёт рано или поздно. Нет смысла бросаться в пропасть. Ты знаешь, что ждёт тебя. Предопределённого не изменить!»

И я приготовился ждать… В тот самый момент, когда волки ждать устали.

Стая очутилась впереди, точно выросла из камней. Линялая шерсть топорщилась серыми комьями. Глаза блестели дерзкой жадностью. Морды пригнуты к земле, и кожа на них была собрана в складки, выставив напоказ ряды острых зубов. Стая двигалась вперед, не издавая ни звука, точно полчище призраков. И только слышно было, как их дыханье опаляет землю.

Я вскинул ружьё, выстрелил в того, кто шёл впереди — старого вожака с коричнево-красным пятном вместо левого глаза. Но рука дрогнула. Пуля ушла неведомо куда, оставив лишь грохот и запах пороха.

Однако вожак вздрогнул, неестественным прыжком отскочил в сторону. За ним вся стая прижала уши и исчезла, превратившись во тьму.

— Плохо, — зашипел Тыкым. — Попадать надо. Сейчас мало — ночью будет больше. Здесь хитрые волки.

Небо приобрело розовый оттенок. Кровавый, как глаз старого волка, диск стал уходить под землю, бросая неровные, страшные тени.

Меня ничего уже не волновало — за следующим холмом ждала Гора.

* * *

Не хватает слов описать её. Это было что-то древнее. Древнее, как костисто-жёлтая луна, как блеск холодных звёзд.

Я видел колоссальную пирамиду из каменных блоков, покрытых коркой мха. Ни одно сооружение в мире не могло сравниться с ней по мощи и грубой, завораживающей красоте. От неё веяло древностью, и эта древность сгущала воздух, наполняя его ароматами далеких затерянных миров и забытых цивилизаций. Пирамида была древней, была такой уже тысячелетия назад, когда эти места были покрыты джунглями, и полуголые, в пернатых нарядах и волчьих масках, люди кричали что-то в небо на умерших языках.

Огромный колос был незакончен, и я видел только основание огромного сооружения, которое должно было касаться облаков, поражать своей мощью и странной симметрией. Вероятно, сама Земля не смогла бы выдержать на себе такую конструкцию. И то, что было начато, обратилось огромной пирамидой…

Я был поражён. Хотелось броситься к ней, пощупать — не мираж ли?

Я наблюдал её с ближайшего, самого высокого холма, а до «горы-пирамиды» было не менее четверти километра абсолютно ровного пространства, выложенного мелким камнем. Что-то вроде площади окружающей её кольцом.

Солнце село, и после коротких сумерек пришла тьма, укрывшая всё ночным пологом. От пирамиды остались одни очертания. Чёрное на чёрном.

«Утром, — подумал я. — Всё будет утром. Не сейчас, не ночью, а при утренней заре. Ожидание — последняя мука».

Но как тяжело было ждать! Как было невыносимо ждать! И каждая минута тянулась вечностью.

Какой там сон! Не могло быть и речи об этом. Я лежал на вершине холма, мучаясь, вглядываясь в бездну ночи: туда, где прячутся в темноте огромные стены. А осиротевшие звёзды светили тускло, подмигивая, словно пытаясь сообщить что-то.

И тут снова было Чудо. Последнее из чудес…

Внезапно на небе засияла невидимая до того звезда. Засияла немыслимым фиолетовым светом. От этой звезды, с космических высот на землю упал тонкий луч. Упал на плоскую верхушку пирамиды, и та стала светиться бледным огнём. Где-то у подножья появился овал потайной двери, огромной — построенной не для человека. Воздух загудел — и вмиг всё прекратилось, оставив лишь воспоминанья.

Я лежал точно парализованный, не смея дышать.

Тыкым зашевелился рядом. Даже в темноте я заметил, как расширились его глаза.

— Я видел это! — сказал он тихим голосом. — Видел во сне!

И тут я понял. Отчётливо понял, словно всё уже произошло. В пирамиду войдёт лишь один…

10

Страшная, крупная дрожь…

Руки трясутся. В горле сухость пустыни, нечем даже сглотнуть. Боль в голове. Жуткая пульсирующая боль от крика и запаха пороха… Тело содрогается, пульсирует, сжимается, не признавая костей. Этот страшный крик мечется в голове громким эхом, разрывая и рубя, как дровосек полено.