АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 4

[4] В музее человеческой истории — в аду, — перед очередным экспонатом стоит человек. Он смог изобрести машину времени и поэтому он пробил себе пропуск во все залы и может любоваться на все артефакты, на все панорамы, легко преодолевая границы определённые корпорацией БОГОДАТА. (Или так только послышалось, а было — «благодати»?)

Они, эксплуататоры и насильники, могут устанавливать эти границы, потому что владеют загадочной наукой — хронологией. Но человек тоже познал эту науку — у него было откровение.

Теперь человек стоит посреди бесконечных переходов из зала в зал и не знает, куда идти, что он здесь ищет, что с этим всем делать, со всеми этими возможностями и знанием. Вот, он стоит перед образом Гитлера, и думает; «Может разбить его? Спасти несколько миллионов жизней? А стоит ли? Много ли от этого изменится? Для миллионов жизней, то есть, — не тех, так других? К чему это может привести? — в любом случае, к смертям». Всё оказалось бренным, не таким уж и важным.

Самое главное, что человек получил пропуск не только в прошлое, но и в будущее. Теперь он знает наверняка, чем всё закончится — всё закончится на нём, и именно потому, что человек попал в этот музей и преодолел хронологические границы.

. . . . .

[5] Вот, оказывается, что значит «исполнится благодати»! Вкусить богодатной мудрости!

Мало же в этом толку. Знание будущего лишь усугубляет последствия. Нельзя сопротивляться великому магниту.

Но лучше — видеть, даже если это бесполезно.

. . . . .

[6] Они любят цитировать отступника Николая Фёдорова, сказал священник, не обращай внимания. Преступника Николая Фёдорова, не обращай внимания. Глупого святого.

«И чем мы, носящие образ Бога, у Которого нет мёртвых, чем мы можем уподобиться Ему, имея пред собою могилы? Если религия есть культ мёртвых, то это не значит почитание смерти, напротив, это значит объединение живущих в труде познавания слепой силы, носящей в себе голод, язвы и смерть, в труде обращения ее в живоносную.

Земля — кладбище, и, как имеющая историю, она заключает в себе большее содержание, чем все миры, такой истории не имеющие. До сих пор сознание, разум, нравственность были локализированы на земной планете; через воскрешение же всех живших на земле поколений сознание будет распространяться на все миры вселенной. Воскрешение есть превращение вселенной из хаоса, к которому она идёт, в космос, т. е. в благолепие нетления и неразрушимости.

Если мир не есть произведение слепого случая, то между множеством умерших поколений и множественностью миров дано возможное целесообразное отношение, дабы из одного праха земного, от единой крови произвести всех обитателей всех миров. Но если бы даже мир и был произведением случая, то разумное и чувствующее существо не могло бы не воспользоваться множественностью сил для оживления стольких лишившихся жизни поколений.

Для музея самая смерть не конец, а только начало; подземное царство, что считалось адом, есть даже особое специальное ведомство музея. Для музея нет ничего безнадёжного, «отпетого», т. е. такого, что оживить и воскресить невозможно».

Я привязывал его к кровати покрепче, как просил святой отец, — или кто он там — этот пучеглазый тип без век? — а он смешивал свою кровь с вином и опускал туда замызганное чём-то чёрным распятье. Пациент казался спокойным. Я всё увижу сам, сказал он. В этот момент мне показалось, что я вижу себя его глазами — снизу вверх.

. . . . .

[7] Двое полулежали на траве под звёздным небом тихой ночью — старик и молодой. У старика были копыта и седые космы по всему телу, он пил густое красное вино и был весел. Молодой был прекрасным юношей с перерезанной шеей — он был жертвой, умирающим и воскресающим богом, музыкантом и ремесленником, земледельцем и рыбаком; — старик был природой, землёй. Из глубокой не засыхающей раны на шее молодого лилась кровь, или густое красное вино; он поил старика — тот приближался к нему и, приобнимая за плечи, склонял над своей чашей, — одной рукой сладострастно и нежно отклоняя назад его голову, шире распахивая рану, лил в чашу вино… или кровь.

Между ними происходил диалог.

Старик:

«Хотел бы я быть ночью,
чтобы тысячью глаз
взирать на тебя!»

Юноша:

«Я никогда не стану слишком стар,
чтоб на необъятную ночь взирать,
тучу, поглощающую мир,
чудовище из глаз!»

Звёзды молча смотрят вниз. Им интересно, кто кого победит.

Старик поднимал свой кубок пить здравие молодого, когда говорил. Его пенис, огромный, как у Приапа, сочился чёрной вязкой жидкостью. Молодой становился пунцовым и отстранялся, потом становился багряным как виноград сминался, словно его давили, исходил соком…