– О, кажется, она хочет рассказать историю нашей любви, – загоготал Дурман.
Он подошел вплотную. Кора увидела носы его потертых ботинок, а затем почувствовала резкую боль – Дурман схватил ее за волосы. Взвизгнув, Кора подняла руки, цепляясь за его запястье.
– Впрочем, все случилось быстро. Ах, так закрутилось! Что сказать, любовь! – Дурман пнул ноги Эммы, вызвав глухой стон и новые слезы. – Но я ведь просил! Это же наш секретик, так ведь, Эм?
– От-тпусти… пожалуйста, – Эмма едва выговаривала слова, то и дело срываясь на всхлипы.
– Все будет хорошо! – повторила Кора, специально впиваясь ногтями в кожу Дурмана, чтобы причинить ему хоть какое-то неудобство. – Оставь Эмму! Тебе ведь нужна я, ты ведь потому и убил Лотти? Спутал со мной?
– Да, – он поморщился, – спутал. Кто же знал, что ты толстушка, а не худышка. Но, кажется, Акониту и это доставило неудобства, не так ли? Ты ведь его подстилка? – Дурман вновь потянул за волосы, вынуждая Кору не просто подняться, а встать на носки, чтобы уменьшить боль.
– Так ты устроил все, чтобы его позлить? – выдохнула Кора. – У тебя получается. Он убьет тебя. И тебе будет хуже, чем было в лаборатории, ублюдок.
Дурман на парс растерялся, но тут же ухмыльнулся:
– Это мы еще посмотрим. 5897 был выше по баллам, но ключевое слово «был». Я принесу его голову господину раньше, чем успеет Морти. И у меня будет все! И деньги, и дом, и жена… – Дурман прижал Кору к себе, приобняв за талию. – Слышал, у тебя есть сестричка? Может, взять ее в жены?
– Сдохнешь раньше, – рыкнула Кора, расцарапывая его кожу и с каким-то неожиданным для нее удовлетворением следя, как проступает на ранках кровь.
– А ты с характером, да? Будет интересно… Но я хочу, чтобы Аконит страдал. Я развлекусь с тобой, как мы развлекались с Эм, а потом вызову его и оторву твою головешку, брошу к его ногам… – шептал Дурман, ведя кончиком своего носа по шее Коры. – Так я смогу победить его. А победив его, покажу превосходство в сравнении с Морти, и господин похвалит меня и одарит…
– Господин похвалит? Ты хотел сказать заметит? Пытаешься стать важным? – хмыкнула Кора. – Но ты жалок. Был жалким и будешь жалким, незаметным ублюдком, про которого быстро все забудут.
Лицо Дурмана вновь перекосилось, отразив целую гамму чувств. И ярость, и раздражение, и обида, но, что особенно радовало, короткий испуг. Вот оно, Кора попала в точку. За это и поплатилась – тяжелая рука хлестнула по уху. Удар был таким сильным, что Кора упала. Голова закружилась, а щека вспыхнула болью. Наверняка от пощечины остался алый след.
– Много болтаешь, – отчеканил Дурман, сплевывая вязкую слюну. – Надо будет первым делом отрезать тебе язык. А пока… Проведем уже эксперимент, хочу посмотреть…
Кора следила за ним, глядя снизу вверх. Дурман ухмыльнулся, а затем вдруг резко переместился, только смазанная фигура мелькнула перед тем, как Эмма вскрикнула, когда уже ее голову подняли за волосы.
Кора встретилась со взглядом заплаканных глаз Эммы. Ничто не могло сравниться с болезненным отчаянием, которое трепетало в глубине чужих зрачков. В них отражалось что-то большее, чем просто страх. В них было то, что иногда заставляет людей просыпаться в неясной тревоге, что все предпочитают забывать, а потом, вспоминая, тонут в пучине ужаса, задыхаясь от слез. В этих глазах отражалась смерть. Когда человек понимает – он умрет. Прямо в этот миг. Прямо здесь. Позади – жизнь, впереди – ничего. Просто ничего. Пустота, которую он даже не способен будет осознать, потому что сам станет ничем. И он не способен противостоять такому ультиматуму судьбы. И в этот миг, когда человек понимает, что умрет, что не способен теперь даже отсрочить этот момент, момент, который обязательно настанет для всех, останавливается. Жизнь замирает в глазах, отражая грядущую смерть.
Мгновение, продлившееся бесконечно долго, наконец закончилось. Взмах руки, вспыхнувшее светом лезвие и поток крови, хлынувший из раны на шее. Эмма захрипела. Она бы упала, но Дурман держал за волосы, пока глаза ее не подкатились.
Кора не закричала, не заплакала. Она только пристально смотрела на Эмму, а затем перед глазами резко потемнело. Разум не мог бороться с шоком и принял самое лучшее решение: провалиться в забытье.
34. Дурман
Коре ужасно хотелось верить, что все было сном, что она просто уснула и ей приснился кошмар. Вот-вот зайдет Эмма, чтобы помочь собраться к завтраку, и все будет хорошо. Все будет, как обычно.
Но вместо пудрового аромата с нотами ванили в нос бил запах свежей крови. Твердый холодный землистый пол заменял мягкую перину, а подушкой служило острое иссушенное сено, коловшее щеку. Приходить в себя отчаянно не хотелось, но голос заставил открыть глаза:
– Не спи, пташка!
Видимо, для бодрости, ботинок пнул Кору в живот. Корсет немного смягчил удар, впрочем, доспехом он не был, и Кора охнула, скрючиваясь на полу.