Мы встаем и направляемся к ресепшену, где та самая Джей-Джей, что строит глазки Джереми, выдает ему его телефон. Он отходит от меня в сторону и звонит какому-то Мэттью. Пока они разговаривают, меня пронзают взглядом девушки с ресепшена. И, как бы мне ни хотелось прыснуть в них ядом, я сдерживаюсь. У меня просто нет сил на то, чтобы язвить или ерничать. Каждую минуту каждого дня я боролось с бессонницей, заставляла себя есть и делать хоть что-то.
Честно признаться, я и подумать не могла, что когда-нибудь настолько сильно полюблю человека, что не смогу без него существовать.
– Мэттью в городе, – вырывает меня из мыслей подошедший к стойке информации Джереми.
– А теперь для тупых. Что за Мэттью?
– Это лучший друг Ника, – тут же поясняет он и трудно сглатывает. – Я знал, что он приедет в город, поэтому решил попытать сейчас счастья и набрать ему. Уж он из-под земли достанет Трева. – Джереми протягивает мне свой телефон: – Мэттью сейчас доедет до студии и позвонит тебе оттуда. Напиши ему свой номер.
Беру из его рук айфон и печатаю сообщение этому загадочному спасителя, а затем возвращаю телефон.
– Спасибо, – шепчу, избегая взгляда Джереми.
– Хэй. Не переживай. – Он подходит ко мне и притягивает к своей груди. Я крепко прижимаюсь к нему и зажмуриваюсь, пытаясь не расплакаться. – Ты же знаешь Трева, с ним все будет хорошо.
Пока он меня обнимает, я задаюсь лишь одним вопросом: а кто такой Трев?
Глава 32
Iamjakehill – Go If You Want To
Тиджей
Три дня назад я сдал в клинику расческу с образцом ДНК Лизи. Этого ведь просто не может быть, да, чтобы я был ее отцом? Это просто обычные совпадения и все, правда?
Эбби сказала, что у Лизи день рождения в начале марта, значит, ее зачали… Голова вообще не соображает. В мае? Июне? Боже, сколько ходят беременными?
Что я делал в мае семь лет назад? Какова вероятность, что мы с Джессикой могли переспать в Гарварде?
Очень низкая, ведь она не училась в Гарварде, да?
А то, что я учился и ее бывший тоже, это ничего не значит!
В Гарварде учились сотни тысяч студентов. Не всем же им теперь быть родственниками.
Вот же дерьмо!
Я не могу сконцентрироваться ни на чем. Мысли в моей голове раз за разом заставляют меня сходить с ума.
Родимые пятна не передаются по наследству. Я прочитал так много статей и теперь уверен в этом на миллион процентов. Передается только склонность к их появлению.
Ну вот просто совпало, что у нас с Лизи есть одинаковые родимые пятна. И у Джереми тоже такое же по чистой случайности.
Может, они у многих есть. Я ведь не проверял.
Да, Лизи талантлива, но в мире множество талантливых детей. Это тоже не показатель.
А зеленый цвет глаз хоть и редкий, но тоже ни о чем не говорит.
С чего я вообще взял, что она может оказаться моей дочерью?
Я спятил.
Отправил Джереми в рехаб, и самому бы не помешало там полежать.
Знаете то состояние, когда тебя накрывает невероятный мандраж от страха? Вот у меня сейчас так. Кажется, что сердце сжали в тиски, и тебя колотит, как при температуре под сорок. Я выкурил уже так много сигарет, что состою из никотина на семьдесят процентов. В груди жжет, и хочется сдохнуть.
Мой телефон разряжен, и я даже не знаю, где он.
Я перенес все записи музыкантов, дал выходной своей команде и заперся у себя на студии.
Дьявол, я просто охреневаю от всего происходящего.
В моих руках гитара, и я подбираю мелодию уже несколько часов, хотя по ощущениям – несколько лет. Я вкладываю в аккорды всю свою боль. А ее так много, что струны вот-вот порвутся. Если бы моя музыка имела цвет, то сейчас она была бы черной. Или не только сейчас. Всю мою жизнь можно разделить на черное и белое. Черное – все, что было до Джессики. А белым она окрасилась лишь после встречи с ней.
Во всяком случае, мне так казалось.
Я был уверен, что именно Джес станет тем самым светом, доставшим меня из тьмы.
В действительности же моя жизнь – один сплошной черный квадрат Малевича.
Достаю сигарету и тянусь к зажигалке, как вдруг вздрагиваю от резкого стука в железную дверь:
– Морган. Открывай чертову дверь, пока я ее не выломал.
Вскидываю брови и тянусь к компьютеру, чтобы посмотреть видео с камер у входа. Когда вижу прямо перед дверью лучшего друга Ника, широко распахиваю рот. Это мираж? Какого черта он здесь делает?
Удары повторяются, и я все-таки поднимаю задницу со стула и плетусь к двери. Когда я распахиваю дверь, этот засранец бесцеремонно проходит внутрь и заваливается на кожаный диван.
Встаю напротив него и вскидываю бровь.
– Слушай, даже не знаю, как тебе сказать, – начинает он.
– Что такое?
– Древние греки придумали душ. Слышал что-нибудь об этом?
Скептически смотрю на Мэттью:
– Ты прилетел из Нью-Йорка, чтобы сообщить мне об этом?
– Да, кто-то же должен.
– Заткнись.
– Сам заткнись. Выглядишь, будто тебя в зад поимели.
– Чувствую себя примерно так же.
Мэттью морщится:
– Давай только без подробностей, Трев.
Усмехаюсь:
– Всякое бывало. Но почему всех так волнует мой зад?
– Прямо в зад? – он округляет глаза. – Не отвечай.
Смеюсь.
– Надо же, это что, смех?
– Нет, придурок, это твои галлюцинации.