Ахульго

– Их превосходительство генерал-майор ранены, – доложил Васильчиков.

Граббе поспешил к раненому. Пантелеева в окровавленным мундире принесли на плечах два дюжих солдата.

– Что с вами, Илья Андреевич? – упавшим голосом спросил Граббе.

Но смертельно бледный Пантелеев не отвечал, сжимая от боли зубы.

– Как же вы не уберегли? – набросился Граббе на адъютанта.

– Пуля чинов не разбирает, ваше превосходительство – ответил адъютант Пантелеева, который тоже был ранен, но легко.

Принесли носилки, уложили на них генерала. Доктор распорол мундир, чтобы осмотреть рану, а затем сообщил:

– Ранение в грудь, справа, и в правое плечо.

– Спасите генерала, – почти приказал Граббе.

– Сделаем все, что сможем, ваше превосходительство, – неуверенно сказал доктор, накладывая на рану повязку.

– Но раненого нужно срочно отправить в госпиталь, во Внезапную хотя бы.

– Готовьте обоз, соберите всех раненых, – приказал Граббе стоявшему поблизости Милютину.

– Будет исполнено, ваше превосходительство, – козырнул Милютин и побежал к вагенбургу.

– Не нужно, – вдруг сказал Пантелеев.

– Непременно! – настаивал доктор.

– Вас можно спасти.

– Все будет хорошо, – успокаивал раненого Граббе.

– Но как же вас угораздило, Илья Андреевич?

– Сон, – прошептал Пантелеев.

– Что? – не понял Граббе.

– Какой сон?

– Я вам рассказывал, – через силу улыбнулся Пантелеев.

– Сбылось.

И тут Граббе вспомнил. Пантелеев действительно рассказывал ему свой странный сон про ранение и кровь. Выходило, вещий был сон, а Граббе назвал его вздором.

– Вы давеча говорили, вам тоже снилось, – продолжал Пантелеев.

– Сбылось?

Граббе обдало холодом. Страшно было подумать, что и его кошмарные сны каким-то образом сбудутся. Нет, это было невозможно. Граббе хотел сказать Пантелееву, что ничего не сбылось и что сны были пустяковые, но генерала уже унесли.

– Гора! – припоминал свои сны Граббе.

– Проклятая гора!

Разгневанный генерал приказал открыть огонь из всех орудий.

Санитарный транспорт, отправлявшийся в Удачное с ранеными, должен был привезти обратно провиант и боеприпасы, которые подходили к концу.

Милютин сбился с ног, собирая повозки и лошадей. Санитары выносили все новых раненых, и повозок требовалось все больше, потому что было решено отправить в Удачное и первых убитых. Найдя еще одну повозку, обозную, Милютин велел вывалить из нее тюки с сухарями и двигаться к полевому лазарету, где раненым оказывали первую помощь. Идти за повозкой у него уже не было сил. Тогда Милютин вскочил на нее, чтобы передохнуть, пока доберется до места, и его сморил сон.

Очнулся Милютин от того, что кто-то стягивал с него сапог. Поручик отдернул ногу и поднялся. Ему в лицо тут же ударил свет фонаря. На Милютина с ужасом смотрел какой-то солдат.

– А вы разве не убиты, ваше благородие?

Оказалось, что санитарный транспорт уже выступил из лагеря, и Милютин лежал среди убитых солдат, а его шинель была испачкана их кровью.

– Пристрелить бы тебя, скотина! – крикнул Милютин солдату, отталкивая его сапогом.

Сон сняло, как рукой. Милютин спрыгнул с повозки и поспешил обратно. Когда обоз ушел и Милютин остался один, его охватил страх. Внизу грохотали пушки, летали огненными драконами Конгревые ракеты, в Аргвани бесновались пожары, в лагере горели костры, а здесь, на горной дороге, было подозрительно тихо. Именно эта коварная тишина и пугала больше всего. Милютин озирался на каждый шорох. Это мог быть крадущийся мюрид, мог быть камешек, скатившийся с обрыва от того, что пушки сотрясали землю, или змея, потревоженная войной и решившая защитить своих детенышей. Идти по извилистой дороге у Милютина уже не хватало терпения, и он двинулся напрямик, скатываясь от уступа к уступу, заглушая своим шумом свой же страх и моля Бога, чтобы не угодить в пропасть, в которой прежде канула вьючная лошадь со всем его дорожным имуществом.

В лагерь он явился изодранный и с ушибами, но счастливый, будто вырвался из смертельной опасности. На радостях он даже не услышал, как его окликнули со сторожевого секрета.

– Стой! Кто идет?

Милютин не отвечал, и его запросто могли убить, приняв за мюрида. Но на счастье поручика, невдалеке пролетела ракета, осветив его с ног до головы, и фельдфебель узнал штабного.

– И где вас носит, ваше благородие?

В ответ Милютин обнял фельдфебеля, поцеловал в пропахшую табаком бороду и пошел дальше.

Граббе пил кофе в своей палатке. Пушки не давали спать, да он и не хотел, опасаясь, что ему снова приснится то, чего он не желал больше видеть.

Явился Траскин. Ему тоже не спалось. Несчастье, случившееся с Пантелеевым, наводило Траскина на тревожные размышления. Но полковник, тем не менее, не терял даром времени. Он вызвал к себе капитана горской милиции Жахпар-агу и переводчика Биякая и велел им отыскать кого-нибудь, кто за золотой червонец покажет слабые места в обороне Аргвани. Червонец Траскин предлагал из личных средств, уж очень ему хотелось покарать беглых солдат, обзывавших его перед всем отрядом Арбуз-пашой.