Акапулько

Шелли отвечала ему. Руки и губы ласкали его, находя наслаждение в его теле. Наконец, негромко выдохнув, он опрокинул Шелли на спину, скользнул между ее ног, припал губами к ее рту. Она протянула руку, и направила его, и понуждала стать частью ее, заполнить внутреннюю пустоту. Он подался вперед, нажал, скользнул внутрь, в темную влажность, и потерпел фиаско.

Выругавшись, он отпрянул от нее и упал на спину.

Она держала его, и ласкала его, и начинала все заново. Она шептала, что он ей нужен, еще раз сказала ему, что любит его — и любит по-настоящему, что это правда.

Она старалась, он помогал ей — и вот снова он лежит между ее ног, но на этот раз она не разрешила ему останавливаться. Она сказала ему, что отдает себя, а он поступает нечестно по отношению к ней; у него нет права лишать ее своей любви, своего мужского естества. Никакого права наказывать ее подобным образом. Шелли требовала, и была потрясена своим мужеством и открытостью. Она продолжала требовать до тех пор, пока Морри поцелуем не заставил ее замолчать.

И вскоре его плоть начала отвечать. Он без напряжения погрузился в нее, их тела стали двигаться, сначала неспешно и завораживающе ласково, потом все более требовательно, быстрее. Они шептали друг другу о своей любви, о наслаждении…

Это произошло. И это был совсем не конец, лишь только начало, лишь только обещание.

Они тихо лежали рядом, думая о будущем, но не заглядывая в него слишком далеко вперед…

Глава 11

Обильный пот выступил на лбу Формана, капельки скатывались вниз, по щекам, а в маленькой ложбинке на шее образовался целый маленький пруд. Еще не проснувшись окончательно, Форман нетерпеливо ворочался, раздраженно смахивая эти капельки с лица. Вот еще одна, и еще…

— Как же жарко, черт побери!

Он сел прямо, но открытые глаза ничего не видели вокруг, кроме солнца, бьющего в запыленное, покрытое коркой грязи ветровое стекло «фольцвагена». Он моргнул, коричневые мушки в глазах зашевелились, потом рассеялись, и Форман стал различать глаза, носы, рты. Лица. Лица индейцев. Лица людей Чинчауа — гордые, настороженные, с выдающимися скулами и глубоко посаженными глазами, затененные под соломенными сомбреро. Форман попытался придать лицу дружелюбное выражение. По-видимому, ему это не удалось, так как ближайший к нему горец быстро поднял дуло своего ружья и приставил его к самой щеке Формана. В этот момент полчище злобных маленьких человечков ворвалось в мозг Формана и начало крошить, и рубить, и стучать по нежным внутренностям его черепа.

— Практические шутки являются низшей формой юмора, приятель, — пробормотал он. Потом, уже на испанском, добавил: — Слишком большая порция выпивки размягчает мозги.

Ружье оставалось крепко прижатым к его щеке.

Пот заструился ручьями.

— Друзья, вы, конечно же, помните меня! Я уже раньше приезжал к вам.

Человек с ружьем нажал сильнее.

— Проклятье, — завопил Форман. — Мне больно! И как я уже сказал, вы знаете меня. Я друг или, по крайней мере, друг друга. Вспоминаете?

Очень осторожно и плавно Форман отвел ружье от своей щеки. Потом поднял уголки губ так, чтобы это движение могло сойти больше за улыбку и меньше, чем за гримасу от желудочных колик, открыл дверцу своего «фольцвагена» и выбрался наружу. Ему удалось сделать один шаг от машины, прежде чем ружье обрушилось ему на плечи, и Форман рухнул в грязь. На затылок ему ступил тяжелый башмак.

— Я определенно сдаюсь, — сказал Форман. — Отведите меня к вашему этнологу…

Давление на затылок возросло.

— Ладно, — предупредил он. — Дам тебе еще один шанс…

Башмак не пошевелился. Форман собрал все силы и откинулся назад, в направлении индейца. Застигнутый врасплох, тот тяжело шлепнулся наземь. Форман занес кулак.

— Не бей его!

Форман отступил, поднял голову, увидел спешащую к нему Грейс Бионди.

— Ты, идиот, протяни руку и помоги ему встать. Ради Бога, делай все быстро. — Она что-то быстро сказала поверженному мексиканцу. — Я сказала ему, что ты только играл в одну американскую игру, нечто вроде борьбы. Ничего страшного, просто извинись перед ним.

Форман подошел, протянул индейцу руку. Тот встал без его помощи, потом поднял свое ружье.

— Извини, что не удалось сломать тебе шею, — сказал Форман, осклабясь.

— По-испански, придурок! — потребовала Грейс. — И ради нас, сделай так, чтобы он поверил.

— Perd'on mi, se~nor[126], — произнес Форман, не чувствуя ни малейшего раскаяния. — В следующий раз я тебе твое хреново ружье засуну прямо в задницу и разнесу им к чертовой матери все твои мозги.

Индеец Чинчауа оценивающе оглядел Формана, потом угрюмо побрел прочь; его приятели последовали за ним.

— Что за безумие привело тебя сюда, да еще ночью? — спросила Грейс.

— Сейчас что-то не вспоминается, — ответил он, снова ощутив присутствие назойливых гномиков, скачущих внутри головы. — Но вчера это казалось мне неплохой идеей.

— Тебе не следовало было приезжать.

— Ах, да, вспомнил, — я приехал к тебе. Не могу только придумать, зачем.

— Тебя только чудом сейчас не застрелили.