Вскоре рыцарь выехал на открытую поляну; на другой стороне ее возвышался огромный утес с крутыми, изъеденными ветром и дождем серыми склонами. У подножия скалы, прилепившись к ней одной стеной, стояла хижина, сложенная из нетесаных бревен, щели которой были замазаны глиной, смешанной со мхом. Немного правее из расселины утеса выбивалась прозрачная струя воды, падавшая на широкий камень, выдолбленный наподобие чаши.
Возле источника видны были развалины маленькой часовни с обвалившейся крышей. Над порталом, на четырех небольших колоннах, возвышалась колокольня, где висел позеленевший от времени и непогод колокол. Его слабый звон и слышал в лесу Черный Рыцарь.
В полумраке сгустившихся сумерек взорам путника открылась вот эта мирная и спокойная картина, внушавшая надежду на пристанище, так как одной из непременных обязанностей отшельников, удалявшихся на житье в леса, было гостеприимство, оказываемое запоздавшим или сбившимся с дороги путникам.
Рыцарь не терял времени на то, чтобы рассматривать в подробностях описанную нами картину, соскочил с коня и, поблагодарив святого Юлиана – покровителя путешественников за ниспослание ему надежного ночлега, древком копья постучал в дверь хижины.
Довольно долго никто не отзывался. И когда ответ наконец прозвучал, никто не назвал бы его приятным.
– Проходи мимо, – послышался низкий, сиплый голос, – не мешай служителю Господа и святого Дунстана читать вечерние молитвы.
– Преподобный отец, – сказал рыцарь, – я бедный странник, заблудившийся в этих лесах, воспользуйся случаем проявить милосердие и гостеприимство во имя Господа.
– Добрый брат мой, – отвечал обитатель хижины, – Пресвятой Деве и святому Дунстану угодно было, чтобы я сам нуждался и в милосердии, и в гостеприимстве, где уже тут оказывать их. Моя пища такова, что и собака от нее отвернется, а постель такая, что любая лошадь из барской конюшни откажется от нее. Проходи своей дорогой, Бог тебе поможет.
– Как же мне искать дорогу, – возразил рыцарь, – в такой глуши, да еще темной ночью? Прошу тебя, честной отец, если ты христианин, отопри дверь и укажи мне по крайней мере, в какую сторону ехать.
– А я тебя прошу, брат мой во Христе, не приставай ко мне, сделай милость! – сказал пустынник. – Ты и так заставил меня пропустить молитвы – одну pater, две aves и одну credo, которые я, окаянный грешник, должен был, согласно своему обету, прочитать до восхода луны.
– Дорогу! Укажи мне дорогу! – заорал рыцарь. – Хоть дорогу-то укажи, если ничего больше от тебя не дождешься! Скорей отпирай дверь, не то, клянусь небом, я ее выломаю!
– Ах, друг мой, – сказал отшельник, – перестань надоедать мне! Если ты принудишь меня защищаться мирским оружием, тебе же будет хуже.
В этот момент отдаленное ворчанье и тявканье собак, которое путник слышал уже давно, превратилось в яростный лай.
Дверь распахнулась, и перед рыцарем предстал отшельник – человек высокого роста, крепкого телосложения, в длинной власянице, подпоясанной соломенным жгутом. В одной руке он держал зажженный факел, а в другой – толстую и увесистую дубинку. Две большие мохнатые собаки стояли по сторонам, готовые по первому знаку броситься на непрошеного гостя. Но когда при свете факела сверкнули высокий шлем и золотые шпоры рыцаря, стоявшего снаружи, отшельник изменил свое первоначальное намерение. Он усмирил разъяренных псов и вежливо пригласил рыцаря войти.
– Однако, отец мой, – сказал рыцарь, рассматривая жалкую обстановку хижины, где не было ничего, кроме кучи сухих листьев, служивших постелью, деревянного распятия, молитвенника, грубо обтесанных стола и двух скамеек, – вы так бедны, что могли бы, кажется, не бояться грабителей; к тому же ваши собаки так сильны, что, по-моему, могут свалить и оленя, а не то что человека.
– Это добрый лесной сторож привел мне собак, – сказал отшельник, – чтобы они охраняли мое одиночество до тех пор, пока не наступят более спокойные времена.
Говоря это, он воткнул факел в согнутую полосу железа, заменявшую подсвечник, поставил трехногий дубовый стол поближе к очагу, подбросил на угасавшие уголья несколько сухих поленьев, придвинул скамью к столу и движением руки пригласил рыцаря сесть напротив.
Они уселись и некоторое время внимательно смотрели друг на друга. Каждый из них думал, что редко ему случалось встречать более крепкого и красиво сложенного человека, чем тот, который в эту минуту сидел перед ним.
– Преподобный отшельник, – сказал рыцарь, долго и пристально смотревший на хозяина, – позвольте еще раз прервать ваши благочестивые размышления. Мне бы хотелось спросить вашу святость о трех вещах: во-первых, куда мне поставить коня, во-вторых, чем мне поужинать и, в-третьих, где я могу отдохнуть?