Айдарский острог

Они топтались друг против друга минут, наверное, десять, обмениваясь выпадами. Потом мавчувен потребовал сделать перерыв и принялся поправлять свои лёгкие кожаные доспехи. У Кирилла доспехов не было, зато появилось совершенно отчётливое понимание, что поединок он не выиграет: «Обидно и стыдно до слёз, но что делать, если я задыхаюсь, если безобразно медленно двигаюсь, если не могу доверять ногам, а правая кисть потеряла чувствительность?! К тому же в боку что-то дико болит при каждом движении! И противник-то не бог весть какой мастер... Одна радость: зрители стали «нормальными» — они, кажется, болеют не за «своего», а просто получают удовольствие от зрелища».

Начался второй «раунд». Кирилл решил двигаться как можно меньше, экономя силы, и сосредоточиться на креплении наконечника противника. Там была обмотка из тонкого ремешка, ничем, кажется, не проклеенная и дополнительной вязкой не укреплённая. Такая небрежность явно была следствием перехода на новый материал — у костяных наконечников хвостовики другой формы.

...Выпад — отвод, выпад — уклонение, глубокий проникающий — скручивающий блок, секущий на дальней и проникающий на корпус — уклонение...

Кирилл резко увеличил дистанцию и принял позу, означающую требование перерыва. Противник, конечно, согласился — отказывать в этом во время поединка нельзя. Он поднял своё копьё вертикально — с крепления наконечника свисал кончик рассечённого ремешка.

— Отдохни, старая баба! — сказал мавчувен. — Попей и поешь, а то ты плохо стоишь на ногах. Я же хочу, чтоб ты упал от моей раны, а не от усталости!

— О да! — в тон ответил Кирилл. — Мне надо подышать свежим воздухом, а то я просто задыхаюсь от твоей вони! Похоже, ты всё-таки нагадил в штаны, грязный мавчувен!

Сохранять воинственный и гордый вид учёному было мучительно трудно — перед глазами плыли круги, в груди першило и свербело, колени подгибались. При всём при том нужно было ещё и отругиваться на местном языке — чтобы не потерять лицо. А терять его в данной ситуации было нельзя — тогда просто убьют... Кирилл внутренне напрягся, сосредоточился, взмолился: «Ну же, ну!! Заметь, отреагируй! Ну же!!.. Есть!»

Состоялось: мавчувен заинтересовался состоянием крепления наконечника своего копья. Это состояние его обеспокоило, и перед Кириллом возник призрак надежды: «Починить, наверное, сможет любой дурак, но для этого нужно время, нужен перерыв. Данная пауза сделана по моей инициативе, и я могу прервать её в любой момент. А могу и не прерывать — теперь он будет только рад... наверное».

— Нет, Кулёма, — насмешливо сказал Кирилл, — пожалуй, я не буду больше сегодня с тобой драться. Уж больно сильно от тебя воняет!

— Ты просто струсил, поганый таучин!

— Таучины не знают страха, но они не любят нюхать чужое дерьмо! Иди домой, смени штаны и возвращайся!

Обмен любезностями шёл ещё долго, но поединок был приостановлен — на неопределённый срок. В соответствии с местными правилами любой из противников мог назначить время, когда бой будет продолжен. Кирилл этого не сделал, предоставив выбор противнику. Кулёма же данный вопрос... как бы замял. Мавчувена можно было понять: зачем сражаться, если ни славы, ни добычи от победы не будет? Даже зимовье разграбить не удастся, поскольку в нём наверняка уже завтра появится охрана.

Гости отбыли восвояси. Кирилл смотрел им в след и думал о том, что они, скорее всего, уже не вернутся: «Существует, правда, вероятность, что меня попытаются подстрелить „из-за угла“ — чтобы, как говорится, не отсвечивал. Впрочем, это мелочи по сравнению с главным: знал я, что дела мои плохи, но не до такой же степени! Похоже, надо ставить на себе крест или начинать тренироваться по-настоящему — в усмерть. В том смысле, что либо вернуть форму, либо сдохнуть...»

* * *

Промышленники вели строжайший учёт времени. Это было необходимо, поскольку соблюдение церковных праздников было для всех обязательным. Кирилл перестал верить числам и датам — ему казалось, что зима в этом месте планеты не кончится никогда. Однако она всё-таки подошла к концу. Снег осел, появились проталины. Одна за другой чуницы оставались в зимовье — дальнейший промысел терял смысл, поскольку соболь начинал линять. Когда собрались все, состоялся «разбор полётов». Кирилл уже знал, что шкурки соболей поступают в «общий котёл», а между артельщиками делятся деньги, полученные от их продажи. Это в отличие от белок, лис и горностаев, которые добывались «по случаю» и делились «в натуре».