Айдарский острог

На свет выбрался косноязычный мужик, работавший в чунице, которой лично руководил артельный передовщик. Телосложения он был богатырского, но отличался исключительной робостью.

— Касу, сё касу, платсы... Хилюха Питый блал лыпу... Лыпу блал и ношью ил. Ката атин тута шил, тоша ил.

— Чо-о?! — передовщик резко обернулся и уставился на Кирилла. — Сё — правда?!

Учёный растерялся, опешил, обалдел, офигел — сколько ни подбери терминов, все будут к месту. Он ожидал чего угодно, только не этого, поскольку сделал всё возможное, чтобы исключить подобное обвинение в свой адрес. Продовольствие, а также наживка для ловушек сразу после обобществления были им скрупулёзно учтены — каждый кусок юколы, каждый шматок вяленого мяса. Соль, как главную ценность, он разделил на «навески» объёмом чуть меньше напёрстка и тоже учёл. Грамотность свою Кирилл скрывал и потому вёл бухгалтерию при помощи разнообразных зарубок и насечек. Была эта бухгалтерия совершенно открытой — каждый артельщик в любой момент мог потребовать и получить информацию о том, сколько чего было, сколько чего осталось и куда делось то, чего уже нет. Его проверяли все кому ни лень, и никогда никаких подозрений не возникало. Сам артельный передовщик не раз пенял Кириллу, что он «аки дитя малое» по любому пустяку требует руководящего указания: к какой пайке присовокупить завалявшийся рыбий хвост, сколько голов считать равноценной заменой одного брюха, чтобы не дай Бог кого не обидеть.

В чём же он ошибся? Какую оплошность допустил?! Гадать на эту тему было поздно: обвинитель полез под Кирилловы нары — к самой стене — и выволок на свет тощий холщовый мешок с заплатами. Мешок был развязан, на стол вывалено три вполне приличные сушёные рыбины. Кирилл знал их «в лицо» — ещё вчера они покоились в общественном запасе. Каким же образом они умудрились забраться в мешок? А потом заползти под нары? Да и тканевый мешок сам по себе имеет немалую ценность — откуда он мог взяться у «нищего» Кирилла? Отвечать на эти вопросы, однако, никто не собирался.

— Паскуда!!

— Иуда поганый!

— Сучий выблядок!!

— Не здесь! — притормозил передовщик. — Сё место свято — на волю пошли!

На всё про всё оставались секунды. Обувь была на ногах, верхняя одежда — кухлянка и меховые штаны — лежала рядом на нарах. Кирилл схватил одежду, махнул ею по близким лицам и заревел что есть мочи:

— Отвали! Дорогу!! Поубиваю, гады!!!

На секунду народ оторопел, и Кирилл ломанулся вперёд — к двери. Две-три руки попытались схватить его за рубаху, но неудачно, сбоку вывернулся лохматый мужик и облапил Кирилла за корпус — словно друга обнял:

— Куды?!

— Туды! — гаркнул учёный и, качнувшись, ударил лбом в лицо. Носовая кость противника хрустнула, и захват ослаб. Кирилл отпихнул мужика в сторону — прямо на руки соратникам. Ему оставалась всего пара шагов до свободы, но у самой двери кто-то удачно подставил ногу. Учёный споткнулся и на улицу вылетел буквально кубарем. Следом выскочили двое промысловиков, а остальные застряли в дверях — там возникла давка. Кирилл вскочил на ноги и...

И вдруг ощутил себя прежним — лёгким, сильным и почти неуязвимым. Он бросил одежду на снег и встретил набегающего мужика прямым в голову с правой. Того повело в сторону. Можно было обойтись чем-нибудь попроще, но Кирилл не удержался и врезал второму ногой в челюсть. Оба противника легли на снег. Больше на великого грешника никто не кидался: промышленники толпились возле двери, изумлённо рассматривая неподвижные тела соратников.

Народу у двери становилось всё больше, и Кириллу пришлось отступить на шаг, чтоб сохранить дистанцию.

— Ну, кто ещё хочет? Ты? Или ты?

— Убивец... — прошелестело в воздухе.

— Сами начали! Не брал я рыбу! Меньше вас жрал, чтоб чего не подумали!

Выражения глаз и заросших лиц рассмотреть было нельзя, но совершенно определённо чувствовалось: говорить, объяснять, оправдываться сейчас бесполезно. Все заряжены на одно: бить преступника. И били бы, но осуждённый атакует, а это, как говорится, ни в какие ворота не лезет, это порождает даже не страх, а оторопь.

На улице оказался передовщик. Наверное, ему нельзя было терять лицо.

— Ах ты, змеёныш, — проговорил Щербатый. — Пригрели гада, вскормили-вспоили Иуду!

Он двинулся на Кирилла — широкий, коренастый и, наверное, очень сильный. Однако «вдохновение боя» ещё не покинуло бывшего боксёра-второразрядника и каратиста. Мощный размашной удар был нацелен ему в ухо. Под чужой кулак учёный поднырнул и коротко тюкнул противника в область солнечного сплетения. Артельный передовщик остался на ногах, но дышать перестал и руками махать уже не пытался.

Кирилл отступил ещё на шаг:

— Не воровал я! И ты это прекрасно знаешь! Просто не мог воровать!

— Су-ука-а-а...

— Ладно!

Кирилл обошёл чуть покачивающегося передовщика, подобрал одежду и обратился к притихшим артельщикам:

— Никто больше в рыло не хочет? А то подходи — мне не жалко!

Ответом была тишина, точнее, злобно-испуганное сопение.