А никак меня не зовут. Мать мне имя придумать не успела, а отец и придумывать не стал. Крон, Повелитель Времени, натура практичная и свою стихию тратить не любит. Принесли – сожрал. По животу похлопал и подытожил – мол, хорошо пошел первенец.
Кажется, еще запил чем-то пахучим. Зараза.
– Никто меня не зовет. Меня некому звать. Ты зовешь: Аид-невидимка…
–
– На меня посмотреть, только не видишь почему-то.
–
– Другие видят?
–
Голос у нее невеселый. Как будто ее тоже во младенчестве сожрали. Или, например, ее колыбелью тоже стали тьма и безвременье.
– Значит, они тебя слышат?
–
– Почему?
–
Помолчали. Безвременье вокруг смешивалось с тьмой, тьма душила безвременье. Им не надоедает быть частями единого целого.
– Значит, у него – тоже Судьба?
–
– И он хочет с тобой бороться?
–
– А что с тобой делать тогда? Любить? Поклоняться?!
–
– Ну и что тогда? Ты станешь мягче, что ли?
–
– Тогда какая ты – моя?
–
– И будешь – у меня за плечами?
–
Как будто я такой дурак – прогонять.
***
Наверное, ей тоже было здорово скучно.
Или даже вообще делать нечего.
Вот и наведывалась раз за разом к сыну Крона, запертому в утробе своего отца.
Так, подавала голос из-за спины. Роняла фразы.
По делу и не по делу.
В любом случае я смаковал их подолгу, словно материнское молоко, и безвременье казалось не таким томительным.
–
– Ври больше.
–
– И что тогда?
–
– В чем? И с чего все началось? Ты что, опять за свое?!
Смеется только. Мол, ты еще маленький, невидимка, занимай себя другими разговорами.
Какая разница, чем занимать. Тут же тьма и безвременье, безвременье и тьма… Разве что только разбежаться – и на стенку броситься, послушать, как там отец меня костерит.