Агрессия и катастрофа

Фанатизм сочетался с каким-то полубезумием, охватившим правящую клику. В передачах по радио, в ежедневной прессе, в пропагандистских воззваниях, на конференциях руководящих деятелей и в их беседах теперь все вращалось, как в карусели, вокруг одного и того же вопроса - смерти 12 апреля президента США Рузвельта. Хотя не было ни малейших признаков в пользу политических изменений, Геббельс назвал смерть Рузвельта чудом, поворотом в немецкой судьбе. Фюрер, заявил он, прав, сравнивая эту войну с Семилетней, когда смерть Елизаветы точно вот так же спасла Германию. Геббельс стимулировал новую волну пропаганды. Он заклинал немцев, стараясь заставить их поверить в то, что "американо-советский союз" стоит перед непосредственным распадом и война закончится для третьего рейха победоносно.

Наступило 16 апреля, и напряженная нервная атмосфера на фронте разорвалась. "Когда еще на всем лежала тьма, - продолжает Г. Больдт, - русские открыли ураганный огонь из многих тысяч орудий по 9-й армии и 4-й танковой армии у Кюстрина, такой огонь, что словами невозможно передать. Было так, как если бы подняли занавес перед последним действием последнего большого сражения в этом мире, когда начался этот артиллерийский огонь невообразимой мощи. Размещенные на километры в ширину и глубину стояли советские батареи буквально орудие к орудию. Это был ураганный огонь, продолжавшийся часами. Затем русские полки, дивизии и армии двинулись в атаку"{1449}. Началась Берлинская операция, последняя величайшая операция Красной Армии в Европе.

В тот же день Гитлер отдал приказ солдатам Восточного фронта. Он обещал: "...Берлин останется в немецких руках. Вена станет снова немецким городом". На улицах столицы царила лихорадочная суета. Отдаленный, равномерный, глухой рокот с раннего утра заставил население выйти из домов и подвалов. Отряды народного ополчения устремлялись к сборным пунктам. Проходы в противотанковых заграждениях в окрестностях Берлина и в самой столице были немедленно закрыты, за исключением одного пропускного пункта. Люди со страхом прислушивались к далекому голосу фронта.

А на фронте начиналось последнее грандиозное сражение в Европе.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков вспоминает: "Гитлеровские войска были буквально потоплены в сплошном море огня и металла. Непроницаемая стена пыли и дыма висела в воздухе, и местами даже мощные лучи зенитных прожекторов не могли ее пробить"{1450}. Почти 98 тыс. тонн металла выпустили орудия советской артиллерии на берлинском направлении. Только в течение первых суток 6,5 тыс. раз вылетали советские самолеты, нанося удары по плотной, как стена, германской обороне, прикрывавшей непосредственные подступы к Берлину. Упорные бои развернулись на всем фронте наступления советских войск{1451}.

Для германского верховного командования наступали последние дни.

Гитлер, уехавший из "Вольфшанце" еще в декабре 1944 г., перебрался затем в Цигенберг, откуда руководил наступлением в Арденнах. 16 января 1945 г. он приехал в Берлин и обосновался в своем бомбоубежище на 15-метровой глубине под рейхсканцелярией, которая уже превращалась в руины.

Теперь бросим последний взгляд на два пункта, которыми мы занимались уже достаточно долго - ставку Гитлера и ОКХ, - и посмотрим, что же там происходило в последние дни существования третьего рейха, чем занимались его полностью обанкротившиеся обитатели прежде, чем уйти в небытие.

Весь аппарат военного руководства - штаб верховного главнокомандования, генеральный штаб сухопутных сил - расположился в обширном и благоустроенном военном городке Цоссен. Рядом с огромными рабочими помещениями находилось подземное железобетонное царство, которое могло выдержать любое нападение с воздуха. И действительно, когда в середине марта авиации около часа бомбила расположение штаба сухопутных сил, в убежище почти никто не пострадал. Легкое ранение получил лишь генерал Кребс. Такое боевое крещение генералу выпало незадолго до получения новой должности: он был назначен вместо Гудериана начальником генерального штаба сухопутных сил.

Гудериан так характеризовал своего бывшего помощника, а теперь преемника: "За всю продолжительную службу в генеральном штабе он хорошо усвоил искусство делопроизводства и умение приспосабливаться к начальству, что делало его недостаточно стойким перед таким человеком, как Гитлер. К тому же Кребс был закадычным другом генерала Бургдорфа, начальника управления личного состава сухопутных сил, с которым он когда-то вместе учился в военной академии. Бургдорф ввел Кребса в общество своих друзей из главной ставки фюрера, в общество Бормана и Фегелейна, с которым Кребс также установил тесную дружбу. Эти дружественные связи лишили его накануне финала кошмарной драмы в имперской канцелярии духовной свободы и независимости".

В день начала последнего наступления Красной Армии Кребс пытался взять в свои руки управление. Г. Больдт вспоминает утро 16 апреля в генеральном штабе: