Агрессия и катастрофа

Затем двинулись старики. Немалые надежды возлагались на ополчение "фольксштурм". 10 января 1945 г. Кейтель разъяснил его задачи, и уже через 5 суток в бой были введены 37 батальонов фольксштурма. 26 января последовал приказ Гитлера о создании "смешанных боевых групп" фольксштурма и боевых соединений. В феврале фольксштурм получил задачу ведения боевых действий "по типу партизанской войны" со снабжением из деревень. Вскоре выяснилось, что ополчение в боях себя не оправдывает. Командующий группой армий "Центр" предлагал использовать эти отряды только на знакомой местности, на тыловых позициях, для охраны и мелкими группами "как партизан".

Наряду с организационными мерами фашистское руководство довело до крайности террористическое устрашение и свирепую идеологическую обработку личного состава армии, чтобы заставить его под угрозой жестоких репрессий яростно биться до конца. Использовалось все. Все средства пропаганды были брошены для внушения солдату мысли о необходимости сражаться "за фюрера", "за рейх", о том, что любое "предательство" будет страшно караться. Дикая расправа гестапо с участниками покушения на Гитлера снималась для кино крупным планом во всех деталях на десятках тысяч метров пленки, чтобы потом служить устрашению армии.

Начиная с апреля 1945 г. для ускорения вынесения смертных приговоров вместо полевых судов в войсках стали действовать военные трибуналы, в которых заседал лишь один офицер. Он творил скорый суд. Даже отставшие от своих частей немедленно расстреливались. 8 марта Кейтель отдал приказ: каждый, кто попадает в плен, не будучи раненым, или если он не может доказать, что сражался до последней возможности, "исключается из сообщества порядочных и храбрых солдат", а его родственники подвергаются репрессиям. Подозреваемых беспощадно уничтожали, вешали на фонарных столбах, подвергали зверским пыткам.

Но неодолимое наступление Красной Армии весной 1945 г. сокрушило Восточный фронт. На Западе союзники вступили в Германию. Катастрофа приближалась.

В имперской канцелярии все перемешалось. Все еще шли служебные совещания, обсуждались разные планы, фюрер произносил речи. "Если война проиграна, народ должен погибнуть, - заявил он однажды. - Эта судьба неотвратима".

Гудериан вспоминает: "Мне приходилось два раза в сутки ездить к фюреру, что при напряженной обстановке было почти правилом, - два раза из Цоссена в Берлин, в имперскую канцелярию, и обратно, т. е. четыре раза по 45 минут, а всего три часа. Доклады у Гитлера продолжались два, а большей частью три часа, итого шесть часов. Таким образом, на одни только доклады об обстановке на фронтах я затрачивал по восемь - девять часов. Занимались одними разговорами, переливали из пустого в порожнее".

Многочисленные проблемы: удерживать или оставлять Курляндию, сражаться или отходить в Венгрии, наступать или нет на Кюстринский плацдарм советских войск, который после завершения Висло-Одерской операции был грозно нацелен прямо на Берлин, - не получали разрешения. Единственное, что еще могло успешно делать верховное командование, - перемещать генералов. И такой бесплодной возможностью оно пользовалось в последние недели особенно усердно в надежде, что кто-то другой лучше предшественника продлит на день их общее жалкое существование,

Когда 24 февраля 1945 г. в последний раз собрались гаулейтеры, чтобы выслушать Гитлера, он явился перед ними поникший, с полубезумным взглядом. Его левая рука дрожала, и он не мог поднести к губам стакан воды. "Возможно, медленно сказал он, - скоро будет трястись и моя голова, но сердце - никогда". Он уверенно смотрит в будущее. У него есть секретное оружие и кое-что еще, и это поможет в последний момент изменить положение. Но себя убедить он уже, видимо, не мог. По свидетельству генерала авиации Каммхубера, во время доклада в конце марта Гитлер сказал ему: "Война проиграна. Это знаю я сам"{1445}.

С уходом 28 марта 1945 г. в отставку генерала Гудериана открылся занавес перед последним эпизодом чудовищной истории германского верховного командования во второй мировой войне. И этот эпизод заслуживает внимания.

II

Последняя страница летописи войны наполнена отвратительными картинами предсмертных конвульсий фашистского верховного военного руководства, загнанного теперь в тесные бункера на узком пространстве, еще именуемом третьим рейхом. "Ужаснейшее в этом адском спектакле заключалось в том, - пишет П. Э. Шрамм, - что машина руководства функционировала до конца, подгоняемая, с одной стороны, боязнью перед последствиями потери командования и безвластием..., с другой стороны, чувством лояльности по отношению к высшей государственной власти..., верой, что фюрер должен еще иметь какую-то обоснованную надежду, если он продолжает сопротивление"{1446}.

Советские войска стояли в 80 км от Берлина, под Гёрлицем и под Веной. Союзники уже достигли Эссена, Касселя, Маннхейма. Верховное Главнокомандование Красной Армии подготовило удар на Берлин, чтобы завершить разгром фашистской Германии.