...Глубокой ночью 31 июля 1944 г. в бараке для совещаний ставки Гитлера собрались на очередное обсуждение военной обстановки главари нацистского вермахта. После взрыва бомбы прошло лишь десять суток. Фюрер сидел сгорбившись, левая рука безжизненно висела. Мутным взглядом отекших глаз он смотрел на входящих один за одним Кейтеля, Иодля, Варлимонта и других сообщников. Настроение всех было подавленным. На физиономиях лежали глубокие тени. Что дальше? Как найти выход из всей этой ситуации? Что думает и скажет фюрер?
Гитлер стал говорить глухим, прерывающимся голосом. Его речь стала сбивчивой.
- Иодль, - сказал фюрер, - когда я изучаю большие заботы сегодняшнего дня, то понимаю, что первой проблемой является стабилизация Восточного фронта большего в данный момент не существует.
И я задаю себе вопрос: действительно ли общее положение настолько плохо и мы так тесно сжаты? По существу в этом имеются не только отрицательные, но и положительные стороны. Если область, которую мы сейчас занимаем, будет удержана, то на этой области мы все-таки сможем жить и мы не будем иметь этого гигантского тыла.
Превосходная логика! Нужно ли было "завоевывать мир", чтобы потом отказаться от "гигантского тыла", созданного завоеваниями?
Гитлер путанно говорил далее о необходимости удерживать занятое пространство и о том, что в общем положение не так плохо, как может казаться. Надо только любой ценой остановить Красную Армию.
- На Востоке, по моему самому священному убеждению, - с пафосом воскликнул он, - наше положение можно стабилизировать.
Но как? Ведь это говорилось в дни, когда Красная Армия полностью сокрушила центр германского фронта, завершила изгнание с советской земли захватчиков, совместно с 1-й Польской армией начала освобождение Польши, выходила к Висле, в предгорья Карпат, к Рижскому заливу и к Восточной Пруссии.
Можно ли еще удержать Францию?
Ответ Гитлера на этот вопрос мы воспроизводим буквально по стенограмме его речи, сбивчивой, но не лишенной одной ясной мысли:
"Нужно точно себе представить, что во Франции вести операции, - а это, как мне кажется, необходимо считать кардинальным вопросом любой оценки при современных обстоятельствах, - в так называемых открытых полевых сражениях вообще полностью невозможно. Этого мы не можем. Мы в состоянии двигаться только какой-то частью наших соединений; но и то лишь при известных обстоятельствах. Другие соединения не могут двигаться не потому, что мы не в состоянии по существу заставить наши соединения двигаться: соединения ни по своему вооружению, ни по снаряжению непригодны для ведения подвижной войны. Они ее не могут вести, они ей не обучены, а общую численность сил во Франции вообще нельзя определять в количестве дивизий, которые мы там теоретически имеем. Счет надо вести по количеству соединений, которые действительно способны передвигаться, а таких там мало.
Дивизий, способных двигаться, имеется столь малое число, что оно определяется единицами, дробью. Не будь эта характеристика столь важной, то здесь простое решение вопроса открылось бы само собой, а именно: побережье следовало бы просто очистить, а подвижные силы немедленно отвести, поставив их снова в одну линию, которую тогда мы обороняли бы на одной неподвижной позиции..."
Проще говоря, на Западном фронте нет реальных сил для продолжения борьбы. Они - на Востоке. Еще один неплохой комментарий к утверждениям тех, кто через много лет будет писать, что будто на Западном фронте Гитлер держал основные силы.
Отметим, что речь об этом шла в дни, когда национально-освободительное движение во Франции достигало высшей точки развития: в Париже проходили забастовки, а коммунист полковник А. Роль-Танги со своими товарищами готовил восстание в столице; в дни, когда 1-я американская армия прорвала немецкую оборону у Сен-Ло, заняла Авранш и вновь созданная 21-я группа армий под командованием О. Брэдли готовилась наступать к Сене. Это говорилось в дни, когда немецкие войска отходили в Северной Италии, оставили Рим, Ливорно и, подвергаясь ударам партизан, вышли к Северным Апеннинам, готовясь оказать здесь последнее сопротивление.
...Из речи Гитлера присутствующие не могли не уловить по крайней мере трех прискорбных истин о положении на Западе: фюрер понял неспособность войск Западного фронта удержать Францию; немецкие дивизии там крайне слабы и малоподвижны; в ближайшее время никаких надежд на перелом в воздушной войне нет, с потерей Франции будет утрачена база подводного флота, и подводная война прекращается.
Но послушаем, что говорил Гитлер дальше: