Агенты Преисподней

– Да, да-да, конечно, – потряхивая головой, чтобы окончательно избавиться от только что развеявшегося наваждения, подтвердил комиссар. – Вам нужен водитель? Мы здесь вполне справимся и без Лапы или кого другого, только скажите.

– Спасибо, я поведу сам, а автомобиль можете потом забрать на стоянке нашей гостиницы, – твердо отказался Симон. – И будь поаккуратнее с генератором, мощь в нем и в самом деле колоссальная. Конечно, самое лучшее было бы так и оставить его здесь, под водой, но вот беда, я даже предположить не могу, какой там встроен источник энергии. А вдруг лет через двадцать-тридцать, когда люди и думать забудут об этом инциденте, возьмет и – бабахнет прямо тут ядерным грибком…

– Извлечем и отдадим умникам из радиоинститута, куда я собирался завтра на консультацию, – заверил Северин.

Агент Преисподней потянулся вдоль лавочки и бесцеремонно влез во внутренний карман камуфляжной куртки, оставшейся на месте куклы-голема, извлек серебристую фляжку, свинтил пробку и с наслаждением отпил несколько глотков. Протянув коньяк комиссару, Симон предложил:

– Не желаете? По-моему, неплохо снимает и удивление, и напряжение, и усталость…

– Да, конечно, – Северин вцепился во фляжку, как утопающий за соломинку.

– Вы хотели что-то спросить на прощание, верно ведь, комиссар? – поощрил Симон, добывая из куртки вторую флагу и передавая её Некте.

– Хотел, конечно, хотел, но сейчас… – Северин смутился, сам понимая, что сформулировать ту бездну мыслей, что роится в его голове, в один-два вопроса невозможно, но неожиданно спросил: – Ваши очки?.. они не мешают? Да и зачем?

– Ах, вот вы о чем… – засмеялся агент Преисподней. – Знаете, комиссар, последние семь лет жизни я был слепым. Это, поверьте, очень неприятно для человека родившегося и всю жизнь бывшего зрячим. Так что, очки – это просто аксессуар, память о прошлом, черные стекла которого совершенно не мешают мне сегодня видеть окружающий мир.

– Достаточно, – протянул руку ладонью вперед, будто загораживаясь от незваного консультанта, Северин. – Спасибо, наверное, будет лишним, но – пусть хотя бы так… больше я все равно не придумаю, что сказать.

– Вот и отлично, комиссар, – улыбнулся Симон, поднимаясь со скамеечки. – Кстати, завтра, я думаю, где-то после полудня, к вам зачастят визитеры из Второго бюро, прокуратуры, городского начальства, ну, и прочие непричастные… Мне кажется, вам будет что показать и рассказать вашим недоброжелателям, да и друзьям – тоже.

Агент подмигнул, кивая на застывшую соляным столпом Альфу-Жизель-Ляльку.

– Ты сволочь, Симон… – вяло повторила Некта, твердо сжимающая в руке уже полупустую фляжку с коньяком, когда агент Преисподней насильно поднял её с лавочки и попытался направить в кажущийся узким и темным проход между кустами сирени, выводящий через небольшой проходной дворик к оперативной машине, выделенной пятому отделу. – И ты не побрезгуешь… со мной в машине…

Договорить, что с нею не побрезгует сделать в машине напарник, девушка не успела, оказавшись как-то очень внезапно в уютном, чистеньком и теплом салоне. Здесь, отгороженная от посторонних глаз металлом и слегка тонированным стеклом, Некта, наконец-то, позволила себе расслабиться и, свернувшись почти калачиком на сидении, вдруг тоненько, злобно завыла, как воют не побитые собаки, а раненные, но еще полные сил лесные хищники. Повернувшемуся из-за баранки на неожиданный звук Симону, девушка, с трудом прервавшись на пару секунд, взахлеб, пояснила:

– Мне так… надо… ты давай, вперед и – не думай…

Две недели спустя.

Возле входа в этот непрезентабельный бар, расположенный в узком, извилистом переулке на окраине старой части города, разливалась огромная, покрытая дождевой рябью и маслянистыми разводами лужа невнятного буро-синего цвета, хотя синеву воде, скорее всего, придавали уличные фонари, окруженные разноцветным ореолом разлагающегося в каплях дождя света.

Перешагнувший через лужу Симон остановился, поправляя на переносице совершенно неуместные по такой слякотной погоде черные круглые очки, и предложил шедшей следом Некте руку.

– Ну, вот еще, – недовольно пробурчала девушка. – Нежности телячьи, через такое препятствие я и сама переберусь свободно…

Она, недолго думая, прыгнула, но неудачно – ступила в неожиданно глубокое место на самом краю в считанных сантиметрах до мокрого, лоснящегося влагой асфальта, подняла кучу грязных брызг и с чувством громко выругалась.

Симон удовлетворенно засмеялся, стяхивая с кожаных, почти непромокаемых брюк попавшие на них капли, и сказал не грубо, но колко:

– Довыпендривалась?

– Уж кто бы говорил, – с нарочитым негодованием отреагировала Некта. – Зачем ты меня в этот гадюшник потащил? Тут, я думаю, не только на улице грязь и срач, но и внутри совсем не в твоем и не в моем вкусе… вот влипнешь из-за меня в унылую кабацкую драку, будешь знать…

– Не ворчи, как старушка, – посоветовал Симон. – Сама все увидишь, или уже перестала доверять мне на слово?