– Конечно, – сказал Охман. – Кто бы он ни был, но ему пришлось поволноваться. Результат мы видим. Да, штандартенфюрер, давайте допустим, что Кромберг невиновен. Но улики убедительные. Значит, его подставил Коффман, Беккер либо кто-то еще, остающийся в тени. Вылез вон из кожи, но все сделал. Однако тут налицо небольшая неувязка, штандартенфюрер. Этот преступник не имел понятия о том, что Кромберг внезапно умрет, считал, что тому придется переносить допросы, давление и тому подобное. Он что же, считал нас совсем глупыми? Нам не требуется обвинить первого встречного, нам нужен настоящий русский агент. Если Кромберг невиновен, то мы обязательно поняли бы это. На что он рассчитывал? Хотел выиграть время? Но сколько ему его надо, да и зачем? Это непонятно. Даже если русские дойдут до Мозерских укреплений, то битва за них будет продолжаться не один месяц.
– Да, неувязка, – согласился Райхенбах. – Мы что-то перемудрили, Георг. Мир куда проще, чем кажется. С агентом покончено. Можно было бы радоваться, если бы не эта несвоевременная кончина. И все же присматривайтесь к своему отделу, Георг, договорились? Вам не стоит расслабляться.
Глава 5
Они стояли навытяжку перед штурмбаннфюрером, собранные, сжатые в пружину, заметно побледневшие. Охман поедал глазами подчиненных, прислушивался к своей интуиции. Нет, все было нормально. Десять минут назад он вызвал Коффмана и Беккера в кабинет, сообщил им о смерти Кромберга и о том, что ей предшествовало.
Потом Охман оповестил этих офицеров о том, что им выпала редкая удача. Они попали в круг подозреваемых. Он хотел посмотреть на их реакцию, чтобы раз и навсегда отбросить сомнения. Офицеры не шевелились, переваривали услышанное.
Оба примерно одного роста, схожей комплекции. Беккер – светловолосый, Коффман – темнее. У первого тонкое лицо, намекающее на изнеженность, которой на самом деле не было. У второго оно обычное, непроницаемое, эмоции на нем не видны, хотя он тоже способен улыбаться и даже изредка смеяться. Дисциплинированные, исполнительные работники, не хуже, не лучше других. У Коффмана чуть подрагивал левый глаз, выдавая его волнение.
– В это невозможно поверить, господин штурмбаннфюрер, – сглотнув, произнес Беккер. – Этот человек был прочно впаян в коллектив нашего отдела. Еще вчера он занимался повседневной рутиной, был бодр, собирался ехать в «Лагерь дождевого червя», чтобы провести опрос польских полицейских, примкнувших в Шевельце к нашей армии.
– Кромберг занял у меня двадцать марок до получки, – сказал Коффман и поежился. – Заявил, что совсем поизносился, а тут дорогу перешла такая фрау!.. Он еще пошутил, мол, с бельевой корзинкой. Да бог с ними, деньгами, – опомнился Коффман. – Вы уверены, штурмбаннфюрер, что не было ошибки и этот человек – агент русской разведки?
– Да, все указывает на это. К сожалению, лично подтвердить он уже не сможет.
– Вот черт возьми! Невероятно. – Беккер тихо выдохнул. – Нужно в костел сходить. Мало ли что. Позавчера мне было не по себе, все чесалось, зверски хотелось обернуться. Теперь понимаю, что за мной тоже следили.
– У тебя чесалось, а я своими глазами видел наружку, – проворчал Коффман. – Выходил от фрау Циммер. Моего дантиста. Несколько человек сидели в коридоре. К счастью, я не при смерти был, мозг и зрение работали. Человек, ждущий своей очереди к дантисту, и другой, сидящий просто так, – это совершенно разные люди. У первых затравленный взгляд, они напряжены, ожидают казни с применением бормашины.
– Ценю вашу наблюдательность. – Охман сухо улыбнулся. – Значит, нашим людям есть чему поучиться. У Кромберга были проблемы со здоровьем?
– Я этого не заметил, герр штурмбаннфюрер, – ответил Коффман. – Не скажу, что он вел здоровый образ жизни. Кромберг курил, выпивал, принимал перветин, да и вообще… но производил впечатление здорового человека. Пару раз жаловался на мигрень, но головная боль – это спутник нашей работы, без нее не обходится.
– Я однажды видел, как его скрутило, – помявшись, проговорил Беккер. – Боль распирала череп. Он жаловался, что в глазах двоится, ничего не слышит из-за звона в ушах. Страшно смотреть было на парня. Сам серый, глаза красные. Приступ продолжался пару минут, потом все прошло. Кромберг просил никому не говорить об этом. Мол, не до болезни сейчас, когда враг у ворот.
– А кроме этого вы не замечали в его поведении чего-то подозрительного?
– Нет, герр штурмбаннфюрер, – чуть подумав, сказал Коффман. – Рудольф, возможно, не всегда одобрял методы СС, СД и тайной полиции, но и не высказывал ничего крамольного. Болтуном он не был, о своей семье, о предыдущей работе никогда не рассказывал.
– Но о любовных приключениях поболтать любил, – заявил Беккер. – По крайней мере, о проститутке Хельге Браун говорил еще месяц назад, когда она трудилась не на дому, а в заведении на Унгерштрассе. Пару дней назад эта тема опять всплыла в его рассказах. Эту особу не нашли, герр штурмбаннфюрер?
– Как сквозь землю провалилась, – ответил Охман. – Ничего, гестапо ее разыщет. Недолго ей придется прятаться у своих дружков-подпольщиков.