"И чему вы меня научите?" – подалась вперёд запутавшаяся переводчица.
Иван Иваныч напустил на себя величавость. Лариса, превозмогая неверие и антипатию, приготовилась приобщиться к науке… но педагог вдруг умолк на полуслове. Девушка проследила за направлением его взгляда – и он её привёл к подслушивающей Зое Львовне.
"Марш отсюда!" – цыкнул на жену Иван Иваныч.
"И не подумаю, – забрюзжала сварливая женщина. – Воркуете, как два голубка?"
"Мы не воркуем, мы работаем", – осадил жену суровый муж.
"Правда? – с радостью поверила Зоя Львовна. – Так вы уже помирились? А ты мне говорил…»
"Я ничего т а к о г о тебе не говорил!" – прикрикнул Иван Иваныч.
"Значит, я ошиблась, – как по команде, согласилась послушная супруга. – Я так рада, что вы помирились! Ларисочка, может быть, ты сходишь с нами завтра в магазин? А то, представляешь, продавцы не всегда понимают Иван Иваныча".
"Вы меня уговорили", – не смогла отказать переводчица.
"Не мешай нам работать и уходи на кухню", – наказал жене Иван Иваныч.
"Ухожу, ухожу, – заторопилась Зоя Львовна. – Воркуйте, воркуйте. Я хотела сказать: работайте".
Пытливая супруга, наконец, занялась домашним хозяйством, в то время как умудрённый супруг приступил к ценным указаниям.
"С людьми надо держать себя помягче", – втолковывал несговорчивой девушке покладистый мужчина.
"И с кабилами – в том числе?" – созорничала доморощенная юмористка.
«Да…» – с надрывом промямлил Иван Иваныч. "Вы всё шутите, девочка, – покачал головой педагог, – а я ведь всей душой".
Переводчица сделала над собой усилие – и остепенилась.
"Ещё есть пожелания?" – с серьёзным видом спросила ученица.
"Надо наладить отношения с шефом и со старшей переводчицей", – вдумчиво посоветовал Иван Иваныч.
"Но Земфира мне постоянно хамит!" – не сдержалась Лариса.
"Наверное, вы её чем – нибудь обидели. Вы по – хорошему, и она к вам – с добром".
"И что же вы предлагаете?" – поколебалась девушка.
"Пойти к ней в гости и поговорить по душам".
На этом советы пришлось прекратить, так как хозяйственная Зоя Львовна пригласила "откушать по случаю перемирия". Лариса трапезничать отказалась, а вместо этого пошла почивать. Едва она опустила длинные ресницы, как ей пригрезился непрошеный Морис. Он бросился перед девушкой на колени и стал раболепно вымаливать прощение. Поскольку Лариса оставалась надменной и неумолимой, горемычный донжуан зарыдал от тоски и отчаяния.
"Мужчины не плачут", – провозгласила девушка – и проснулась от дребезжания будильника.
Лариса до боли в ладони поколотила будильник – и силовым решением долежала до восьми часов. Бездумно оделась, заморила червячка, загримировалась – и в девять часов подошла к рабочему столу. В аудиторию заглянул сияющий, как медный таз, Иван Иваныч, бойко поприветствовал образумевшуюся переводчицу и кинулся помогать заработавшемуся мастеру. Лариса с воодушевлением взялась за словари, но… её порыв остановил магический голос, без сомнения, принадлежавший отвергнутому любовнику. Голос зазывал в складское помещение – и девушка заняла оборонительную позицию. Между повздорившими любовниками произошла крупная перепалка. Бог свидетель, Лариса боролась до конца. Но под конец на сторону зарвавшегося практиканта нежданно – негаданно встал русский преподаватель. По – видимому, он вошёл в роль поборника мира и никак не мог из неё выйти. «Что от вас хочет мусье Морис?» – заглянул в аудиторию наставник молодёжи. Детская непосредственность взрослого мужчины привела девушку в шоковое состояние. «Говорит, что ему нужна переводчица», – едва дыша, попыталась объяснить Лариса. «Так чего же вы ждёте? Идите и выполняйте свои обязанности», – потребовал преподаватель. «Вы уверены?» – переспросила оцепеневшая переводчица. «Какие могут быть сомнения?!» – настоял на своём горе – педагог.
Ватные ноги принесли омертвелое тело на съедение беспощадному хищнику. Озверелый африканец бросился мять податливые груди, как хозяйка – подошедшее тесто. "Je ne suis pas un g^ateau",[77] – скривила рот обессиленная девушка. Готовя Ларису к любви, прожорливый любовник перепробовал все известные ему приёмы, ранее испытанные на множестве других женщин. Между тем чеховской героине физической любви было уже недостаточно, а о духовной близости с неотёсанным туземцем не могло быть и речи.
Чем больше усилий прилагал приземлённый любовник, тем большее отторжение ощущала возвышенная девушка. Сначала африканец отводил глаза от обезображенного омерзением личика, потом попробовал разгладить черты поцелуями, после безуспешных попыток охладел – и оставил жертву в покое. "Vous ^etes laide. С’est tout",[78] – подвёл итоги безжалостный мужчина. «C’est tout»,[79] – подтвердила изнурённая девушка.