— Вы слышали? Ей люди добрые про что-то рассказали! А мне про тебя сколько! Уши уже болят слушать, какая ты на всю Богдановку первая курва!
Шум уже привлекал внимание. Двое панов, которые могли пройти мимо, уже остановились, с любопытством следили за развитием событий.
Потом неспешно начали приближаться — первые зрители бесплатного спектакля.
Один даже с того места, где стоял и дрожал Клим, очень напоминал большую крысу.
Кошевой подвинулся немного влево.
Рука убийцы угрожающе потянула револьвер. Дуло снова обнажилось.
— А-а-а-а-а!
Моргнув глазами, Кошевой со всей силы толкнул Ярцева вытянутыми руками.
Покачнувшись, тот все же удержался на ногах. Опытный боец, был готов ко всему.
Револьвер уже нацелился Климу в голову.
Закричала женщина, тоже, похоже, от испуга.
Но в тот же миг на Ярцева бросились сразу с трех сторон — тот, кого называли Миськом, бросился вперед, набычив голову, в то же время двое прохожих тоже зажимали, действуя ловко и слаженно.
Выстрелить Игнатий успел — в воздух.
Не собирался даваться в руки так легко. Следующим выстрелом остановил Мисько, тот схватился за плечо и упал. Быстро перепрыгнув через него, Игнат под сопровождение женского визга уже мчался к ближайшему повороту, снова выстрелив, на этот раз — в преследователей.
Еще два выстрела.
Кошевой ни сейчас, ни потом не взялся бы сказать, какая пуля Кароля Линды догнала, первая или вторая. Когда полицейский и остальные агентов, которые мигом набежали, окружили Ярцева, совсем забыв о Климе, он лежал лицом вниз и не подавал признаков жизни. Линда взглянул на Кошевого, хотел что-то сказать, передумал, махнул рукой, которая сжимала «бульдог».
Вот так.
Доигрались.
Рядом щелкнуло несколько выстрелов, как будто хлестнул кнут. Видимо, товарищей подстреленного выкуривали из берлоги. Но стрельба очень быстро захлебнулась.
Справились, значит.
Глава шестнадцатая
Персональный герой Йозефа Шацкого
— Мазл тов!
В рюмке, которую поднес Йозеф Шацкий в честь Клима Кошевого, была наливка. Правда, гость попробовал и оценил — достаточно сильная, по крепости приближается к коньяку хорошей выдержки. Еще он понял: в этом доме пить не принято, или — не заведено. Потому Эстер, ставя на стол фигурный графин из толстого стекла, выглядела недовольной. Клим успел убедиться, что лучшая половина доктора Шацкого — хозяйка гостеприимная и приветливая. Но когда речь шла про алкогольную забаву, ее лицо становилось таким, будто женщина вместо ананасной воды щедро глотнула уксуса. Даже приобретало какой-то уксусный, иначе не назовешь, цвет.
Шацкая смотрела из-под лба тем более, что Йозеф настоял, чтобы его фейгале взяла рюмку для себя и так же почтила героического гостя. Громкий арест террористического гнезда в Богдановке, во время которого один из них оказал сопротивление, едва не убил полицейского агента и был застрелен при попытке бегства, уже второй день не сходил с первых полос всех популярных львовских газет. Хоть персонально Клима нигде не упоминали, Шацкий прекрасно знал: без его нового товарища не обошлось, потому что обойтись не могло. Тот не возражал, только просил не вопить про это на весь Краковский базар. И согласился прийти на обед, чтобы рассказать подробности в узком семейном кругу. Эстер не могла скрыть природного любопытства, и, как предположил Клим, оно перевесило негативное отношение к распитию спиртного среди белого дня в собственном доме.
Между прочим, просматривая газеты и сравнивая написанное, Кошевой отметил: про происшествие вспомнили также издания, как он уже научился отличать, москвофильского направления. Сообщая про знаменитую стрельбу довольно скупо, авторы вместо этого сосредоточивались больше на громком заявлении дирекции криминальной полиции. Уже на следующее утро Львов узнал из скупого полицейского сообщения: подданный Российской империи, россиянин Игнат Ярцев, который пал от пули агента, искусного стрелка пана Л., является также убийцей известного львовского вора Любомира Р. по прозвищу Цыпа. Его он совершил накануне и собирался бежать из города, вознамерившись избежать правосудия. Но еще раньше он расправился с адвокатом Евгением Сойкою, известным своими москвофильскими взглядами. А также — методами, не всегда принятыми с точки зрения морали, которые, к сожалению, не противоречили букве закона и позволяли в большинстве случаев оправдывать преступников разного сорта.
Подобное заявление лидеры москвофильской среды расценили как попытку дискредитировать их движение, идеи и политические и мировоззренческие установки.