Адвокат с Лычаковской

— Послушай, земляк, я из Киева. Давний товарищ пана Сойки! Он меня ждет!

Дворник пожал плечами. Не выглядело, что готов сменить гнев на милость.

— Пан Сойка — человек известный. Наш пан домовладелец его уважает. Значит, его слово также закон и для меня. А пан Геник мне не давал в отношении вас отдельных распоряжений.

— Тьфу ты! Он дома или его нет? — воскликнул Клим, чувствуя очередной прилив отчаяния, и тут же сам нашел ответ: — Дома, у себя! Где же ему быть!

— Откуда это вы знаете? — подозрительно поинтересовался дворник.

— Тут ничего специального знать не требуется. Если бы твоего пана Геника не было дома, ты бы, земляк, не стоял тут таким цербером. Заходите, уважаемые гости, целуйте замок, раз хочется. А так ты не знаешь, что делать. Потому что, похоже, пан Сойка велел говорить — его нет ни для кого. Или иначе глянем: он есть не для всех, и ты получил четкое указание, кого пускать, а кого — нет. Хотя вряд ли ты имеешь такое право — не пускать посетителей к постояльцам среди бела дня. Вывод какой, знаешь?

Дворник, явно не ожидая такой стремительной словесной атаки, молча покачал большой кудлатой головой.

— Заплатил за это тебе пан Сойка. Как говорят у нас цыгане, позолотил ручку. Ничего, не печалься. Я скажу пану Генику: ты делал все верно, честно и добросовестно. Может, он тебе еще подкинет несколько крейцеров.

Последнее предположение прозвучало так убедительно, что дворник уже не упирался — открыл ворота, пустил гостей к парадному. Боковым зрением Кошевой уловил его протянутую, сложенную лодочкой правую руку, красноречиво хлопнул себя по карманам. Извозчик же, который сунулся следом, на мгновение остановился, вытащил и положил в лодочку собственную монетку. Когда же двинулись, пробурчал Климу в спину:

— Так сами будете виноваты. Не платить же мне за вас кругом.

— Разберемся! — отмахнулся Кошевой, у которого почему-то стремительно улучшилось настроение.

Расположение лестницы тут было для киевского адвоката не очень привычным.

Пройдя главный ход и миновав его, Клим поднялся по ступенькам на широкую веранду с перилами, которая открывала вид на двор изнутри и вела прямо к нужным дверям. Представив, как оно — когда так, среди ночи, возвращаешься пьяным, это же шею можно легко свернуть, Клим наконец достался конечной цели.

Выдохнул.

Замолотил в двери.

Когда оттуда никто не ответил, начал стучать сильнее. От такого любой закоренелый соня должен был проснуться. За Евгением Сойкой раньше не водилось привычки валяться в постели долго, но привычкам свойственно меняться…

Тю, сколько можно спать. Даже для лентяя слишком. А пан Геник, судя из услышанного, баклуши во Львове не бил.

Очередная порция ударов снова не дала результата. Внутри никто не двигался.

Там, кажется, вообще не было живой души.

Но если бы Кошевой ошибся и Сойка вышел утром по делам, для чего тогда дворнику с бульбастым носом морочить им голову… Вот такой он вредный, решил показать тут свою власть…

— Чего бы вот долбить! Со двора вас слышно!

Нет, не похоже. Дворник уже сам поднялся на этаж, стоял на веранде и отодвигался.

— Ты же говорил — пан Геник дома! — упрекнул Кошевой.

— Он и есть дома! Мимо меня не проходил, ей-богу! Мимо меня вообще тут никто не пройдет! — вскипел бульбастый. — Предупредил меня еще вчера, вы правильно угадали, сударь! Мол, сейчас будет работать дома, никого не пускать. О каждом отдельно докладывать, и то когда будет кричать — договаривался, назначено, как вы вот тут! Отойдите!

Теперь уже дворник молотил в дверь. Клим признал — кулаки у него значительно сильнее его собственных. Грохот, предположил он, уже взбудоражил бы даже спящую красавицу из той старой сказки…

Стук затих.

— Что-то не то, — проворчал дворник, почесав свой круглый нос. — Что-то не так.

Будто мысли Клима прочитал.

— Двери-то можно открыть без жильца?

— Можно все. Владельцу только надо сказать, пану Зингеру. Но надо…

— Слушай, пан Сойка не выходил никуда! Сам же божишься! Он не старый, но старше меня на пять лет! Кто знает, мог заболеть! Сердечные приступы хватают и не очень старых мужчин, я об этом в газетах…

— Ну, с вашими газетами! — скривился дворник. — Не в газетах дело. Пан Геник как-то мне обмолвился о чем-то подобном. Спрашиваю не так давно: как, мол, ваши дела, пане Геник? То всегда говорит — хорошо, а тогда пожаловался, будто в груди ноет. Я еще посочувствовал, не без того…

Терпение Кошевого лопнуло. Он уже не обращал внимания даже на извозчика, который все это время мрачно молчал, следя за происходящим исподлобья, отчеканил:

— Беги к владельцу!

— Зачем владелец?

— Тьфу ты! Ломать дверь без его присутствия не имеем права! И доктора надо, на всякий случай.

— Зачем лекаря?

— О Господи! Болело в груди, разное может статься.

Бульбастый уже не спорил — побежал выполнять. Захар Гнатишин оперся о перила задницей и замер в ожидании расчета с таким кислым видом, что от самого этого Климу сделалось нехорошо.