Разумеется, заподозрить Адриана в намерении ввести Христа в число богов Капитолия — дело мудрёное и явный вымысел. Но что касается строительства храма, даже храмов, то здесь для появления таких слухов основа была. Дело в том, что по повелению Адриана было построено множество храмов и базилик без посвятительных надписей и определённого назначения[581]. Когда в Римской империи правил император Александр Север, то многим стало известно, что в его ларарии — месте нахождения домашних божеств — среди прочих «добрых людей прошлого» появился и Христос. Христиане могли подумать, что новый владыка обратился к их вере. Впрочем, набор почитаемых последним императором из династии Северов столь причудлив, что делать выводы о его религиозных предпочтениях дело затруднительное. Были там изображения и Авраама, и Орфея, и Александра Македонского, и Цицерона, и Вергилия, и Аполлона Тианского… Нашлось место и для Иисуса Христа[582]. Пребывание Спасителя в столь дивном окружении — свидетельство безусловного к нему расположения императора, но, и это самое главное, включить Христа в подобный пантеон мог только завзятый язычник. Может быть, и действительно, почитая Христа наряду с иными божествами, Александр Север вознамерился и ему храм построить. Тогда-то, наверное, и пустили христиане слух, что Адриан свои безымянные базилики, получившие в народе наименование «адрианеи», повелел строить для христиан, дабы они могли там осуществлять свои молебствия. И вот, мол, ныне, когда новый правящий император почитает Христа, пришло время использовать «адрианеи» согласно первоначальному замыслу их создателя. Думается, для такой трактовки появления храмов, лишённых религиозной атрибутики, никаких оснований и быть-то не могло. Адриан, что называется, велел строить храмовые здания впрок, дабы в дальнейшем население мест, где они созидались, само, на свой лад решило, каким именно божествам ту или иную базилику посвятить либо сохранить её как здание гражданского назначения. Замысел сугубо язычника, каковым наш герой и был. Да и мог ли он быть другим? Но так уж получилось, что множество «адрианей» так и остались пустовать в самых разных регионах Империи. Когда же в IV веке, ко времени царствования Константина Великого, христианство стало религией торжествующей и эпоха гонений навсегда ушла в прошлое, то, к примеру, в Александрии и Тивериаде пустующие «адрианеи» действительно были обращены в христианские храмы[583].
Из выдающихся деятелей христианства эпохи Империи высоко ценил политику Адриана по отношению к своим единоверцам Тертуллиан (около 160 — около 220). Он указывал на добрые чувства Адриана к христианам. Главное, что ставит Тертуллиан в заслугу ему: Адриан по отношению к христианам не следовал примеру прежних жестоких императоров. Более того, он лишал значения те законы, которые были изданы ими во вред христианству[584]. Здесь речь, безусловно, идёт о рескрипте Адриана на письмо Граниана, который уже приводился. По свидетельству Мелитона Сардийского, такого же рода указы были разосланы по многим провинциям Империи: «Твой дед Адриан (Мелитон обращался к Марку Аврелию.
Тертуллиан приводит даже свидетельства о действенности этого толерантного рескрипта Адриана. По его словам, в провинции Африка (современный Тунис), родной провинции Тертуллиана, проконсул Веспроний Кандид повелел отпустить одного христианина на свободу, поскольку было бы противозаконно судить его в угоду шумной толпе. В другом случае Тертуллиан сообщает, что проконсул Пуденс, узнав из протоколов, что пересланный к нему на суд христианин был схвачен буйствующей толпой, освободил его, заявив, что не может подвергать суду человека, который не имеет определённого обвинителя. Короче, рескрипт Адриана был действен и реально имел силу закона, обязательного, естественно, к исполнению[586]. Отсюда неудивительно, что христианские авторы не скупились на добрые слова в адрес нашего героя. Его называли «прекрасным мужем, человеком, которому всё было понятно, таким, который дал благое направление делам и на будущее время». Также именовали его «щедролюбивым, религиозным царём, даровавшим продолжительный мир, рачителем справедливости и законности»[587].
Поразительно, но этот убеждённый греко-римский язычник за своё благодушное и справедливое, с точки зрения закона, отношение к христианам удостоился в христианском общественном мнении звания не просто человека, одарённого добродетелями, но правителя, «давшего миру его последние прекрасные дни»[588].
Глава X. Державные дела и новые странствия