Ныне Пантеон, как и во времена Адриана, являет собой огромную ротонду, которую накрывает полусферический купол диаметром 45 метров. Высота сооружения почти равна его диаметру и составляет 42 метра. Самой необычной, удивительной особенностью храма Всех Богов является девятиметровое отверстие в центре купола, именуемое «Око Пантеона». Именно через него в храм проникают свет и воздух. Вход в храм подчёркивает портик из шестнадцати гранитных колонн коринфского ордера. Аполлодору Дамасскому удалось придать этому сугубо римскому сооружению греческую гармонию и красоту[593]. Он умело использовал — опыт сей был у него со времени служения Траяну — римские методы и материалы: бетон, кирпич, камень, мрамор, в наиболее уязвимых местах — пемзобетон[594]. Мощь здания и торжественность портика архитектор соединил с художественной выразительностью интерьера, в котором, по его замыслу, всё было призвано вызывать чувство достоинства и покоя[595].
Да, все сооружения этой эпохи в Риме объединяла общая идея: величие Империи, её несокрушимая сила, непобедимое могущество, способность создавать самые удивительные, самые прекрасные творения. И в образе Пантеона мы, конечно же, всё это видим. Но Аполлодор Дамасский сумел в своём творении также воплотить осознание человеком своего совершенства[596]. Так, как это понимали греки, как тому научились римляне.
Адриан, с младых ногтей увлекавшийся всеми видами искусства и пытавшийся добиться успеха во всех видах творчества, не мог не попытаться проявить себя и в качестве архитектора. Зодчество — не литература. Ни одному писателю изначально не гарантировано внимание потомков к его трудам. Они могут быть и малочитаемы, да и вообще позабыты. Так было со времени появления литературы, так есть и поныне, да и всегда так будет. А вот удачное творение зодчего может пережить и века, и даже тысячелетия, и им будут любоваться (если, конечно, природа, время или варвары не превратят его в руины) самые отдалённые потомки. Потому и порешил император Адриан помимо дел державных, помимо стихов и прозы собственного сочинения увековечить своё имя не только зданиями, его тщанием сооружёнными, — таковых уже было больше, чем у всех прочих владык Рима, — но и архитектурным шедевром, воплотившим его собственный замысел!
И где же построить такой храм, как не в любимом Вечном городе? И кому же посвятить этот дивный памятник своему великому дару, как не богиням, покровительницам Рима — Венере и Роме? Венера покровительствовала Энею, который из павшей под ударами ахеян Трои добрался до Италии, где на берегах Тибра его потомки построили Рим. А Рома — богиня, носящая имя самого города, естественная его покровительница и в настоящем, и в будущем. Так и замыслил Адриан построить по собственному проекту величественный храм Венеры и Ромы[597]. Он должен был стать самым грандиозным культовым сооружением Римской империи[598] и прославить могущество державы, потомками Ромула созданной.
Понятное дело, когда Адриан проект свой подготовил, то не мог не поинтересоваться мнением лучшего архитектора Империи — Аполлодора из Дамаска. Вот что сообщает нам об этом Дион Кассий: «Он послал Аполлодору свой проект храма Венеры и Ромы, чтобы показать, что величественная постройка может появиться и без его помощи, и спросил при этом, хорош ли его замысел. В своем ответе архитектор по поводу храма указал, что его надлежит построить на высоком основании и удалить из-под него землю с тем, чтобы он, благодаря своей высоте, лучше смотрелся на Священной дороге, а также разместить в его подвалах механизмы, которые были бы незаметны и могли бы, пока их никто не видит, перемещаться в театр. Относительно же статуй он заметил, что они сделаны слишком высокими по отношению к высоте храмового святилища. „Ведь если богиням, — сказал он, — захочется встать с места и выйти, у них этого не получится“. После того как он с такой прямотой написал Адриану, того одновременно охватили и злость на Аполлодора, и досада на то, что он сам допустил такую непоправимую ошибку, и, не совладав ни с гневом, ни с огорчением, он предал смерти этого мужа»[599].
Разумеется, Адриан попытался в этой расправе, исключительно вульгарной завистью к подлинно великому таланту вызванной, как-то себя оправдать. Потому немедленно был пущен слух, что смерть архитектора объясняется допущенными им финансовыми злоупотреблениями в ходе капитальных строительных работ[600].
Поверить в такую версию невозможно. Невольно вспоминается грязная клевета афинских недоброжелателей гениального скульптора Фидия, что он де присвоил себе часть казённого золота. Фидий сумел блистательно оправдаться. Но он-то жил в демократических Афинах эпохи Перикла, а римский император всегда имел возможность расправиться с любым из подданных… И интеллект здесь вовсе не был помехой.
Конечно же, никого Адриан этим гадким слухом не обманул. Оценка случившейся трагедии Дионом Кассием тому полное подтверждение. А императору-архитектору стоило бы вспомнить строки почитаемого им Квинта Энния: