Адриан

На Востоке Адриан пробыл до следующего года. Посетил Пальмиру и Антиохию. В Пальмире император-эстет непременно должен был полюбоваться и, конечно же, восхититься изумительной красоты храмом местного семитского божества Бэла или Баала, возведённым в царствование Тиберия в 32 году. Храм классически олицетворял собою слияние древневосточной и античной культур, в данном случае их архитектурных стилей. Слияние, начавшееся в эпоху эллинизма, наступившую после завоевания Александром Македонским Персидского царства Ахеменидов, и продолжившееся после перехода Ближнего Востока под власть Рима. В его облике слились две строительные культуры: планировка храма была традиционно ближневосточной, как и других храмов семитских божеств, а вот его фасады, украшенные высокими колоннами, напоминали знаменитые храмы Греции и Рима. В Пальмире же Адриан мог видеть построенный в 115 году алтарь ханаанскому божеству Баалшамину. Возможно, тогда уже и решился вопрос о возведении отдельного храма и этому божеству. Таковой будет построен спустя семь лет — в 131 году. Это нам известно из надписи на греческом и арамейском языках на колонне, на которой был установлен бюст Агриппы, благодетеля храма. После первого посещения Пальмиры Адриан вновь побывает здесь в 129 году, спустя пять лет, и осмотрит строительство храма.

Антиохией, где он не так давно исполнял обязанности легата провинции Сирия, принцепс на сей раз остался недоволен. Местные жители перестарались с разного рода шутками в его адрес, многие из которых показались императору несправедливыми и потому обидными. Говорили, что он за неуместный злой юмор так невзлюбил антиохийцев, что даже задумывал административное для города наказание: от Сирии он возжелал отделить Финикию, чтобы «Антиохия не называлась метрополией стольких городов»[448]. Но с эмоциями своими Адриан совладеть сумел, и дробления провинция Сирия избежала.

Из Антиохии император двинулся на запад, пересёк горы и долины Малой Азии, достиг Вифинии, самой западной области полуострова, прилегающей к Пропонтиде — Мраморному морю. Здесь, в городке, именуемом Клавдиополем, у него произошла одна из самых знаменательных встреч в его жизни: он познакомился с юношей удивительной красоты — Антиноем. Как выглядел Антиной — нам хорошо известно, ибо сохранилось множество его статуй, скульптурных портретов, рельефов с его изображением. Из этого следует неопровержимый вывод, что изначально число их было просто огромным[449]. Художники изображали Антиноя благородным греческим юношей, символом классического эллинизма. Его не портили даже некоторая полноватость и грустный взгляд[450]. Со времени их первой встречи и до самой своей гибели в 130 году в Египте Антиной всюду сопровождал Адриана.

Что же за отношения связывали 48-летнего Адриана и юного Антиноя, который был на 34 года его моложе? На первый взгляд может показаться, что Адриан в преддверии пожилого возраста пошёл по неверному пути Траяна и внезапно увлёкся красавцем-отроком, но так ли это? Всё-таки неожиданная метаморфоза для человека, с юных лет известного своими любовными похождениями. Он сам любил женщин, был ими любим, наконец, в нём нашла своё утешение Помпея Плотина, угнетённая пристрастием мужа-императора к мальчикам…

Вообще-то в греческом, эллинистическом мире однополые страсти пороком не считались. В иных случаях в них видели даже неожиданные достоинства. К примеру, в Беотии существовал так называемый священный отряд из трёхсот отборных воинов, получавших от города Фивы всё необходимое для их содержания, вооружения и обучения и стоявших гарнизоном в крепости Кадмея[451]. Как писал Плутарх, «некоторые утверждают, что отряд был составлен из любовников и возлюбленных»[452]. Славный автор «Сравнительных жизнеописаний» приводит и своего рода обоснование, оправдывающее столь неожиданный способ формирования воинского подразделения: «Говорят, что Иолай, возлюбленный Геракла, помогал ему в трудах и битвах. Аристотель сообщает, что даже в его время влюблённые перед могилой Иолая приносили друг другу клятву в верности. Вполне возможно, что отряд получил наименование „священного“ по той же причине, по какой Платон зовёт любовника „боговдохновенным другом“»[453]. Далее Плутарх ссылается на рассказ о том, что вплоть до битвы при Херонее в 338 году до Р. Х., когда македонский царь Филипп II восторжествовал над эллинами и Эллада принуждена была смириться перед Македонией, отряд этот слыл непобедимым, а в злосчастной для греков битве с македонянами погиб весь до последнего человека[454].

Невольно приходит в голову занятная мысль: если бы в Беотии вместо Фив и Орхомена вдруг оказались Содом и Гоморра, то правящие беотархи совсем бы не расстроились — ведь теперь можно было бы создать не только «священный» отряд из трёхсот воинов, но и многотысячную фалангу из однополых любовников.