Существуют и иные мнения о судьбе IX Испанского легиона. Многие историки полагают, что он был переброшен на Восток, где впоследствии погиб в боях с мятежными иудеями во время восстания Бар-Кохбы в 132–135 годах[422]… Есть и такая версия: IX легион был переведён на Нижний Рейн, а оттуда переброшен на Восток, в Киликию[423]. А после окончания войны в Иудее был переброшен в Каппадокию[424]. Тогда именно он мог быть легионом, погибшим в 161 году, в начале правления императора Марка Аврелия, в Армении в сражении с армией парфянского царя Вологёза III[425]. Но там, скорее всего, погиб XXII Дейотаров легион[426]…
Всё-таки наиболее убедительными представляются версии гибели IX Испанского легиона в Британии. Первый вариант: легион был уничтожен в результате внезапного для римлян восстания бриттов. Такую версию в своё время отстаивал ещё Теодор Моммзен[427]. Второй вариант, наиболее убедительно изложенный австралийским антиковедом Стивеном Дандо-Коллинзом: вожди каледонских племён после отъезда Адриана из провинции предложили легату IX легиона подписать новый договор, согласно которому готовы были на определённых условиях принять римское подданство. Легат, напрасно хитрым варварам доверившись, неосторожно устремился с легионом вглубь независимой от Рима Каледонии и угодил в засаду, где весь его легион и он сам погибли. Известно имя одного уцелевшего трибуна-латиклавия — Луций Норвий Сатурнин. Он стал таковым в легионе с 121 года. Но после 122 года его карьера приостановилась и возобновилась только после смерти Адриана[428].
122 год, когда Империя лишилась одного из своих тридцати легионов, что не могло не быть сильнейшим ударом для Адриана, принёс ему и личные печали. В возрасте всего лишь 52 лет скончалась Помпея Плотина, вдова Траяна, женщина, сыгравшая в жизни нашего героя совершенно особую роль. Настояв на его браке с Вибией Сабиной, чему Траян, как мы помним, противился, она ввела его в семью принцепса окончательно. Без этого его будущее вряд ли стало таким, каким мы его знаем, пусть и был он родственником императора, двоюродным его племянником. Не будем судить Плотину за очевидно близкие отношения с Публием, ибо известное пристрастие Траяна к мальчикам могло вынуждать её искать любви вне официального супружеского ложа. При этом ведь все внешние приличия она тщательно соблюдала, и в глазах римлян Траян и Плотина выглядели просто образцовой семейной парой, воплощением традиционных, истинно римских семейных ценностей. Не будем полагать это ловким притворством, лицемерием. В её положении сие было исполнением государственного долга. Да и делам государства она никогда не была чужда. Достаточно вспомнить её упрёки Траяну по поводу злоупотреблений прокураторов в провинциях, что заставило принцепса вмешаться и, насколько было возможно, коррупционные явления обуздать[429]. Сопровождала Плотина супруга и в его военных походах. Так что свой долг императрицы она исполняла достойно. Траян, лишивший её естественных радостей супружеской жизни, не вправе был судить женщину, полюбившую другого мужчину.
Плотине Адриан был обязан и включением в качестве легата в свиту Траяна во время его Парфянского похода. Как легат важнейшей провинции Сирии, отвечающий за снабжение воюющей в Месопотамии армии и, кстати, отменно очередной раз с порученным непростым делом справившийся, он был на виду. А наместничество в Антиохии подтверждало его статусность, почему усыновление выглядело обоснованным. Наконец, она с помощью тёщи Адриана Матидии и бывшего опекуна Аттиана просто блестяще провела саму операцию усыновления. Не решись она на этот, по сути, весьма рискованный, не лишённый авантюрности шаг, кто знает, что случилось бы с Римской империей, умри Траян, не назвав наследника. Да и много ли было бы шансов у Адриана против претендентов, один из которых, к примеру, был в расцвете военной славы и не просто отличился в жестоких боях, но и располагал легионами? Плотина спасла Рим от очередной гражданской войны и, самое главное, сделала правильный выбор с позиции защиты подлинных интересов державы. Ведь к этому времени основные ресурсы в провинциях уже были исчерпаны, положение крайне обострилось[430]. Сам Траян, будучи человеком крайне импульсивным, увлёкшимся военными авантюрами, явно не осознавал, что его военные походы подрывают жизненные силы Империи[431]. А окажись власть в руках кого-либо из его соратников-полководцев, где гарантия, что тот не возжелал бы реваншироваться за провал Месопотамской кампании и не попробовал бы вновь повести легионы «по завету Цезаря и по пути Александра»[432]?
Так что решимость и умелые действия Плотины обеспечили Римской империи мирный переход власти к преемнику, и преемник этот оказался человеком, более всего подходящим для царствования в сложившейся ситуации. Как здесь не согласиться с величайшим антиковедом XX века Михаилом Ивановичем Ростовцевым, что «ни один цезарь, как мы ещё увидим, не понимал потребностей империи лучше, чем Адриан»[433].