Такое обращение нового императора не могло не расположить к нему сенаторов. Вскоре из ставки нового цезаря стали приходить другие письма — с самыми отрадными новостями. Адриан добросовестно информировал сенат о своих немалых числом разного рода благих намерениях. Наконец, он «клятвенно обязался не совершать ничего, что противоречило бы благу государства, и не казнить ни одного сенатора и призвал на свою голову погибель, буде он нарушит какое-либо из этих обязательств»[255].
Думается, в оценке искренности этого послания не должно сомневаться, и мы вполне вправе признать справедливым утверждение великого русского антиковеда Э. Д. Гримма: «Торжественное обещание Адриана править в духе его ближайших предшественников, несомненно, не только должно было привлечь на его сторону сенат, но и соответствовало вполне его намерениям. Адриан менее всего может быть обвинён в тиранических наклонностях, и если он в самом начале и в последние времена своего принципата прибегал к казням или по крайней мере допускал их, то мы имеем основание предположить, что субъективно он был вполне уверен в их неизбежности»[256].
Но не только сенаторов Адриан стремился немедленно привлечь на свою сторону. Первое его распоряжение, сделанное ещё в Антиохии сразу после провозглашения его новым императором, было обращено к войску. Легионы, незамедлительно и единодушно подтвердившие права только-только усыновлённого Адриана на высшую власть в Империи, конечно же заслуживали награды и для себя, и для своих товарищей по оружию в иных легионах, охранявших рубежи Римской державы и спокойствие в её многочисленных провинциях. Раздача двойного жалованья, причём раздача немедленная, не могла не содействовать упрочению обретённой Адрианом императорской власти. Почти полвека до описываемых нами событий ниспровергший Нерона и саму династию Юлиев-Клавдиев Гальба, гордо заявив, что он привык набирать солдат, а не покупать их, немедленно восстановил против себя войска во всех провинциях Империи[257]. Отсюда его скорый и трагический конец. Императоры последующие не могли не учесть сей печальный опыт. Адриан, несомненно, знал не только древнюю, но и недавнюю римскую историю. Потому и начал с проявления щедрости к воинам, которые своим единодушным порывом, надо сказать, награду эту заслужили.
Немедленные меры Адриан принял и для решительного подавления вспыхнувших мятежей. Марций Турбон, только что расправившийся с повстанцами в Египте и ливийской Киренаике, с подчинёнными ему войсками — пехотой, конницей и флотом — был переброшен с востока североафриканского средиземноморского побережья на самый его запад и далее до грозных вод Атлантики в Мавританию, где вспыхнули, как уже упоминалось, опасные беспорядки. Полагая, что доблестный предводитель мавританской конницы Лузий Квиет может быть для него опасным, Адриан отстранил его от управления местными племенами[258]. Он подозревал Лузия в стремлении захватить власть[259]. До Адриана вполне могли дойти сведения о том, что этот мавр при жизни Траяна являлся его вероятным преемником. Да и командование мавританской конницей было уже в прошлом. Теперь Лузий Квиет возглавлял группировки легионов. Ему принадлежала честь разгрома племени мардов у озера Ван, он победил парфян на севере Месопотамии. Именно его действия позволили выровнять положение после истребления парфянами армии Максима. Лузий отличился и при штурме городов, и городов немалых — Нисибиса и Эдессы. Наконец, он подавил восстания иудеев на Кипре, получил звание консула и стал наместником в Иудее, где в зародыше истребил мятежные настроения. До смерти Траяна Лузий Квиет по статусу был по меньшей мере равен Адриану, а по военной славе и полководческому искусству несомненно превосходил Публия… Потому не мог наш герой не испытывать опасений за свою только-только обретённую власть при наличии такого возможного соперника.
Отправив Марция Турбона в Мавританию и обезоружив, как он полагал, Лузия Квиета, Адриан покинул Антиохию и выехал в Киликию к траурному кортежу Траяна. Останки недавнего владыки Рима сопровождали Аттиан, Плотина и Матидия[260]. Встретив их, Адриан распорядился отправить тело Траяна в Рим морем на корабле[261]. Сам он после этого вернулся в Антиохию, назначил её наместником Катилия Севера, затем по суше через всю Малую Азию, Балканы и Иллирик прибыл в Италию и 9 июля 118 года наконец вступил в Рим.
В столице Империи благодарный за исключительно благородные послания сенат немедленно возжелал присвоить новому владыке Рима имя «Отец отечества». Адриан, памятуя, что он уже просил сенат не назначать ему каких-либо особых почестей, от лестного этого звания отказался. Он ведь знал, что Август, примеру которого решил следовать, только спустя четверть века пребывания на должности принцепса (с 27 года до Р. Х.), во 2 году до Р. Х., согласился принять имя «Отец отечества». Также Адриан отказался и от права на триумф, каковое сенат пытался даровать ему. Триумф-то полагался Траяну[262].