Читаем Адмирал Ушаков. Том 1, часть 2 полностью

Свидетельствуя вам, милостивому государю, истинное мое

почтение и преданность, донесть честь имею: флотилия давно

уже вобралась в устье Дуная и ушла вверх рекою так, что в виду

моем из оной ни одного судна не осталось. Флот неприятельский,

в рассуждении позднего времени, полагаю непременно, должен

быть уже в Константинополе, следовательно, флотилия со сто-

роны его уже безопасна, а потому и флоту быть против устьев

Дуная, кажется, уже не для чего. Я просил резолюции его

светлости о возвращении куда следует, ибо нахожусь со флотом

в чрезвычайно опасной стороне от ветров. Лоцмана крейсерских

и военных судов командиры чрезвычайно робеют, в рассуждении

позднего времени и опасных мест, чтоб не потерпеть не только

расстройку судов и самого бедствия, ибо если с открытого моря

случится крепкий ветр, неминуемо корабли и прочие суда

перепортит до крайности, чего при продолжавшейся более уже месяца

весьма облачной и дурной погоде ожидать должно. Троекратно

в бытность флота здесь случались уже крепкие ветры, но с

закрытой стороны берегом, потому важных повреждений ничего

не сделало, теперь же ветр от северо-востока и склоняется еще

с открытого моря к востоку, а как со оной стороны ветры

бывают жестокие, то почти все ужасаются, ожидая оных.

Милостивый государь, если узнаете, что во флоте здесь непременной

надобности нет, сделайте милость исходатайствовать повеление

о ето возвращении, дабы флот сберечь на будущее время. Я во

всю мою бытность здесь писем и известий никаких не получал,

также и обо флоте неприятельском верного сведения не имею.

Затем по несведению сего, куда иттить искать его, не знал.

Федор Ушаков

P. S. Крейсерское судно, посланное от меня прежде сего с рапортом,

находится против Гаджибея, ожидая там повеления. Если от его светлости

не получит ничего, простоит там во все время, ибо так ему приказано,

о чем я и к его светлости рапортовал.

Федор Ушаков

Вашей светлости донесть честь имею: фрегат «Григорий

Великий Армении» от крепких ветров, волнения и качки оказал

в себе немалую течь, которой для предохранения 27 числа

минувшего месяца и отправлен в Севастополь, уповаю, что при

бывших тогда благоуспешных ветрах дошел туда благополучно.

А также в разные времена из крейсерских судов «Чечерску»

за сломлением вверху стеньги приказал я иттить в Лиман и

явиться в команду флотилии, в которой он прежде состоял; тож

из крейсерских судов, пришедших из Таганрога, «Надежда на

благополучие» за оказавшеюся течью и «Св. Андрей» за

повреждением форштевня отпущены в , Лиман же, уповаю, они давно

уже там. Из отправленных от меня из Севастополя в

препровождение в Лиман пленных судов крейсерские суда лейтенанта

Вальяно и мичмана Бенардаки и бригантина «Св. Климент папа

Римский», проводя те суда, ко флоту возвратились

благополучно, и рапортовано ко мне от Вальяно и Бенардаки, что они,

идучи от Лимана вместе с судами «Абельташ», полякой «Св.

Николаемч>, «Панагия Паланди» и «Донаем», и полугалеркою,

следующею с припасами ко флотилии, за противным ветром

остановились на якорях поблизости острова Фидонисии, и во

время бывшего 24 числа минувшего месяца северо-западного

чрезвычайно крепкого ветра и волнения великой качкою у всех

оных судов подорвало якоря; из них упомянутые суда

«Абельташ», «Панагия Паланди», поляка «Св. Николай» и «Донай»

пустились открытым морем к стороне Севастополя, полугалерка

пошла за ними ж; а суда лейтенанта Вальяно и мичмана

Бенардаки, стараясь укрыться от свирепости ветра, попали к Гаджи-

бею и по стишании возвратились ко флоту. О тех же четырех

судах и полугалерке, пустившихся в открытое море, к

Севастополю mi они точно пойдут или при скором того ветра стишании

и перемене воротятся в лиман для получения якорей, сведения

еще не имею.

Ордером вашей светлости предписано мне два из лучших

и надежных фрегата взять со флотом и по окончании кампании

на зимовку отправить их в Николаев, по сходству оного

находятся со мною при флоте фрегаты «Иероним» и «Нестор

Преподобный», а как ныне настоит уже глубокая осень и кампания

еще не окончилась, потому во отправлении их, в рассуждении

позднего времени, в Николаев предвижу сомнение и опасаюсь,

чтобы они, пришед в Лиман и не успев войтить в устье Ингула,

и не остались в реке Буге, ибо для мелководности устья Ингула

должны будут прежде входа весь свой груз снимать долой; а

в промедление сего времени можно полагать, что сия река в

рассуждении позднего уже времени закроется льдом. По сим

обстоятельствам осмеливаюсь всепокорнейше донесть, не угодно ли

будет повелеть для зимовки взять их в Севастополь, на сие

в резолюции имею ожидать повеления вашей светлости.

По сходству повеления вашей светлости, со флотохМ, мне

вверенным, нахожусь я против устьев реки Дуная для прикрытия

флотилии, дабы флот неприятельский не мог оную запереть при

устьях Дунайских. Флотилия несколько уже времени вся

собралась в устья Сулина и Килии; лодки, лансоны и прочие суда,

вошедшие в Килийское устье, давно прошли уже вверх реки к

Килии, также и прочие суда, вошедшие в устье Сулина, от 31-го

числа минувшего месяца все без остатка прошли вверх реки, по

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии