Читаем Адмирал Ушаков. Том 1, часть 2 полностью

гавань по предосторожностям никаких судов не впускать, что от

стороны флота- сходно и исполняется, но узнал я, что шесть

или семь дней уже находится во оной гавани купеческое судно,

пришедшее из Константинополя, нагруженное хлопчатой бумагой

и прочими, строжайшему карантину товарами подверженными.

О входе оного судна в балаклавскую гавань мне, ни

карантинному смотрителю ни отколь знать не дано, и за оным никакого

по карантину смотрения и предосторожностей не замечается.

Господин майор Лотаковский, при карантине здесь находящийся,

вчерашний день узнал об оном и туда ездил; но объявлению его

немалое сумнительство есть о том, что надлежащих осторожно-

стей нет и быть не может. Ныне же известно чрез пришедшее

вчерашний день в здешний карантин из Константинополя судно,

что там опасная болезнь везде умножается, потому настоит

немалая опасность, чтобы чрез неосторожности, в Балаклаве

происшедшие, не могло последовать чего-либо неприятного.

Известя о сем ваше превосходительство, покорнейше прошу, не

благоугодно ли будет повелеть за таковые невыполнения пред-

писаниев о впуске судна непозволительно в балаклавскую гавань,

за долговременную его там бытность и неосторожности

взыскать вашим повелением, дабы впредь не могло случиться подоб-

ностей и вреда произойти могущего. Не надлежало бы во оной

гавани сие судно столь долго удерживать. А выход из нее есть

удобен, ибо почти ежедневно по утрам случаются способные

северные ветры. В предохранение же здесь большей флотской

команды, не соблаговолено ль будет приказать и балаклавских

жителей на несколько времени в Севастополь не впускать. Да и

здесь при карантине в пополнение в рассуждении осторожностей

повелеть сделать еще вновь некоторые распоряжения, а особо до

содержания караулов касательные, обо всем оном представляю

вашему превосходительству.

Федор Ушаков

Чувствительнейшие обстоятельства понудили меня

объясниться сим покорнейшим моим донесением: небезизвестны

государственному Черноморскому адмиралтейскому Правлению

опытность во всех делах и случаях на море и при порте в со-

храняющейся дисциплине, в хозяйственных заведениях в предо

хранениях и устройстве всего и во всех случаях по должности,

а даже и сверх оной от неусыпных моих трудов и беспредельного

могу сказать радения и прилежностей производимых,

беспристрастным людям и целому свету оставляю на суд. Не

красноречие слов и письмоводства, но сущие дела, мною исполненные

и производимые, вместо потребных бы объяснениев

ответствовать за меня будут. Когда озарит свет истины, откроются все

обстоятельства, равно и о том что как и чем основано и

производится таковым малым иждивением почти из ничего при всех

величайших во всем недостатках и неимуществах соделываемое,

а прочее всеми приискиваемыми средствами сохраняющееся.

Повторяю истину, когда возникнет справедливость в

подробности, окажутся попечительные старания мои по флоту и порту

Главному, где, можно назвать, душа всего к выполнению

высочайших намерениев обитающая, почитаю я сии деятельности

более служить должны к моей чести, нежели малые дела мои на

море случившиеся. Какую ж справедливость за оные в

воздаяние с самого времени окончания войны получаю я, кроме чув-

ствительностей угнетающих и умаления время от времени моего

состояния и начальства, даже и по здешнему отделенному месту

состоящему под моим начальством и распоряжением, требуются

уже отделенности ниже означенные. Не жалуюсь я, что ни за

какие труды, усердие и ревность не получаю чрез правление

одобрения, могущего по крайней мере от меня кому бы

подлежало к поощрению быть объявленного, остаются они неизвестны

и невидными. И на то, что даже после нынешней бытности

моей на море представленная приписываемая похвала и

признательность за одобряемые мною исполнения- командующих судов

и подчиненных оставлена безответно. Не ропщу даже и на то,

что по отъезде из Николаева во отдаленность от Черноморского

правления Председательствующегог от оставшихся во оном по

флоту сущих (моих подкомандующих) получаю я всякого сорта

определением их указами Правления писанные повеления, я все

их с должным правлению повиновением принимаю и исполняю

рачительно. Но есть в них некоторые к исполнению не

соответствующие возможностям или величайшему

затруднению по недостаткам заведениев случаям месту положения и не

устройствам от новости места и неимуществ чем бы их усовер-

шить было можно подверженные, а именно о состоящей при

флоте мне вверенном на кораблях, фрегатах и прочих разных

судах морской артиллерийской команде, которую по упомянутым

и еще многим известным обстоятельствам с тех судов, где они

состоят в комплекте настоящими, равно как и прочая

корабельная команда, отделять распоряжениями в особенность не

должно и не следует, а получаемые ньне повеления они

согласны с необходимостью, подвержены великому затруднению,

а особливо требования и настоятельные повеления г-на цейг-

мейстера бригадира и кавалера Геринга состоящему по флоту

из подкомандующих моих г-ну артиллерии капитану 2-го ранга

и кавалеру Юхарину о особенности в распоряжениях отделен-

ности ото флотских команд нимало не соответственные

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии