Посещения эти были в высшей степени кратки… Адмирал выходил на палубу, принимал рапорт командира, знакомился с офицерами, здоровался с командой. Потом — осмотр помещений и опять обход фронта. Два слова одному, два слова другому. Иного узнает, вспомнит прежнюю совместную службу или плавание, иного спросит, что он делал в последнем бою, или вдруг заведет разговор с каким-нибудь комендором, спрашивает его, сколько выстрелов и за какое время он сделал, как брал неприятеля на прицел, вызовет на ответы, на возражения, даже, словно заспорит… Потом — «До свиданья, молодцы!»… — и — уехал… Как будто ничего особенного — все, как всегда; а между тем каждое его слово, каждый жест немедленно же становились известными на всей эскадре. Казалось бы, что адмирал еще ничем не проявил своей деятельности, ничем не «показал» себя, но, путем какого-то необъяснимого психического воздействия на массы, его популярность, вера в него, убеждение, что это «настоящий», — росли не по дням, а по часам. Создавались целые легенды о его планах и намерениях»1.
Так начал адмирал брать в руки эскадру, находившуюся далеко не в полном порядке.
Из 24 миноносцев, пригодных к действиям, было только 8, суда совместно не плавали, эскадра не была приучена к организованным выходам из внутренней гавани, техника была слабее японской, исправление судов шло медленно, целый ряд организационных вопросов был не решен…
Но это не помешало Макарову начать дела по-настоящему. Уже 25 февраля — через день после приезда — он выслал миноносцы в море с ответственными боевыми заданиями, а 26-го сам лично выходил на «Новике» для прикрытия отходившего миноносца «Решительный», тем самым нарушив столь упорно проводимый предыдущим командующим лозунг «не рисковать».
Чувствовали это и японцы. Им было крайне неприятно видеть повышение активности русской эскадры, которую не удалось уничтожить одним ударом миноносцев 27 января 1904 г.
Провалившись с этой своей идеей, японское командование «придумало» другую идею — закупорить флот в базе Порт-Артура путем затопления пароходов с песком, цементом и взрывчатыми веществами у самого выхода из внутренней гавани. Но и тут они потерпели крах.
Все их попытки были отбиты артиллерией береговых батарей и кораблей и минными атаками миноносцев. Японцы приходили, приводили свои брандеры, предназначенные для затопления, но их встречали ураганным огнем, топили до прихода в указанные места и, кто оставался цел, вынуждены были позорно удирать.
В центре этой защиты Порт-Артура, на канонерской лодке «Бобр», среди падающих снарядов был сам Макаров.
Дважды после заградительных операций японский адмирал Того приходил на видимость Порт-Артура и наблюдал результаты заграждений, каждый раз убеждаясь в их провале, а русская эскадра выходила под флагом Макарова в море и оказывала такие внушительные нажимы на японцев, что они вынуждены были позорно уходить к своим базам. Общеизвестно, что Того не имел намерения встречаться с эскадрой Макарова в открытом морском бою. Он просто трусил, и если имя его так поднялось после русско-японской войны, то только потому, что он использовал маневр охвата головы (назвав его другим именем) и на нем особенно много спекулировал после Цусимы.
Того скрыл одну «маленькую» подробность, состоящую в том, что маневр этот разработан, как тактический прием, русским адмиралом Макаровым и изложен в его «Рассуждениях по вопросам морской тактики».
На внешнем рейде на дежурном крейсере Макаров часто ночевал, чтобы в случае налета сразу взять управление в свои руки.
Но Макаров не только отбивал атаки. Он организовал перекидную стрельбу через мыс Ляотешан по участку моря, где часто маневрировали японские военные корабли, он научил эскадру выходить из гавани за время одного прилива, тогда как до него на выход требовалось два прилива, т. е. почти сутки. Он призывал к совместной дружной работе.
Он переформировал флот в новые тактические соединения, обучил эскадры эволюциям, научил вести разведку и наблюдения за неприятелем, организовал тральное дело, наладил оперативную работу, научил работать свой штаб.
Кроме этого, Макаров ускорил ремонт поврежденных ранее кораблей, организовал сторожевую службу на эскадре и поднял бдительность.
Но каких усилий стоило это все неутомимому командующему. Сколько времени и энергии отняли у него ненужные хлопоты, представления, протесты.
Макарову мешали, а не помогали, и это ярко видно из следующих многочисленных фактов.
Главное Артиллерийское управление отказало Макарову в высылке фугасных и бронебойных снарядов для береговых батарей и судов; наместник и главнокомандующий Алексеев ограничил права Макарова в назначениях и перемещениях командного состава на эскадре, и если Макарову нужны были боевые грамотные командиры, Алексеев присылал своих ставленников, считаясь только с чином.
Со стороны сухопутного командования, кроме коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова, никто ему никакой поддержки не оказывал.